Вместо этого она пишет новый заголовок: КАК СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ?
Решиться порвать с прошлым, пишет она, решиться начать все сначала, перестать ждать, прекратить предъявлять требования, решиться быть довольной. Я на правильном пути, я справлюсь. Мало оставить кого-то, надо умереть и заново родиться, иначе во всем этом нет смысла. Мало бросить Вернера, надо позволить реке унести все с собой и создать что-то новое. Поселиться в другом городе, заняться чем-то еще, кроме испанского, изменить прическу, образ мыслей. Умереть и родиться неузнаваемой. Я загадочная писательница с таинственной улыбкой и ворохом волос. Я крашу волосы в ярко-рыжий цвет. Хна — это классно! Lo siento, señor, no hablo español[81]. Да, она та самая радостная чертовка. No, señor, soy artista[82]. Керамист я, керамист. В моих шкафах притаились десятки забавных глиняных человечков, и каждого я продам за большие деньги, и я просверлю в них маленькие дырочки, в которые можно будет втыкать иголки, и все будут покупать моих человечков и втыкать в них иголки, и Вернер будет каждый раз вскрикивать от боли, не понимая, в чем дело, пока однажды боль не прекратится, потому что всем осточертеют мои глиняные человечки и никому до них не будет дела, а Вернер так и не поймет, что же это было с ним.
На следующий день она покупает «горящую» путевку в Париж на Рождество, звонит Рут и говорит, что она, к сожалению, не сможет отпраздновать Рождество вместе с ними (ой-ой-ой, как же это так!), и рвет открытку Вернеру, потому что не желает она ему счастливого Рождества, она желает ему Рождества, полного муки и безнадежности, и чтобы та, другая, заразила его венерическим заболеванием.
Вот так, думает она, вот так.
Вернувшись домой за день до поездки в Париж, Ракель чувствует: что-то не так.
На полу у кровати пятно. Слизь.
Ракель ведь смотрела «Экзорциста»[83] и все такое, и она знает, какие следы оставляет после себя дьявол, поэтому она бросается на кровать и кричит: «ИИСУС — ГОСПОДЬ! ИИСУС — ГОСПОДЬ! ИИСУС — ГОСПОДЬ!»
Она знает, что ее ждет. Скоро ее начнет рвать зеленой желчью, а потом в комнату ввалится Макс фон Сюдов.
Она заставляет себя уснуть. Просыпается на следующее утро, и все нормально. Завтракает в халате, потом звонит телефон, и это Рут, которая интересуется, как Ракель. И Ракель отвечает: «Прекрасно, а ты как думала?» — и ходит по комнате взад и вперед с телефоном в руках, и подходит к креслу, и тогда она вдруг видит, что ПОД КРЕСЛОМ ЛЕЖИТ МЕРТВЫЙ ГОЛУБЬ!
— Что? — переспрашивает Рут.
— Я СКАЗАЛА, ЧТО В МОЕЙ КВАРТИРЕ ЛЕЖИТ БОЛЬШОЙ ЖИРНЫЙ МЕРТВЫЙ ГОЛУБЬ!
Рут, конечно, сразу выбирает командный тон:
— Не трогай его. У него могут быть блохи, и он может быть заразным. Выброси его лопатой.
— ЛОПАТОЙ? Я ЖИВУ НА ЧЕТВЕРТОМ ЭТАЖЕ НА ДЕВЯТНАДЦАТИ КВАДРАТНЫХ МЕТРАХ, КАКОГО ЧЕРТА У МЕНЯ МОЖЕТ ДЕЛАТЬ ЛОПАТА?
— Успокойся. Ты всегда впадаешь в истерику. Если он мертвый, то бояться нечего…
Но Ракель вдруг видит, что мертвый голубь под креслом начинает медленно и угрожающе шевелить крыльями.
— ОН НАПАДАЕТ.
— Не нападает, — раздраженно говорит Рут.
— СЛУШАЙ, У МЕНЯ В КВАРТИРЕ ГОЛУБЬ-УБИЙЦА Я НЕ МОГУ РАЗГОВАРИВАТЬ! — кричит Ракель, бросает трубку и вскакивает на стул в поисках укрытия.
И так они застывают: Ракель на стуле, голубь в углу, голубь в углу, Ракель на стуле.
Голуби разлагаются не быстро.
И Ракель думает: это история для серии «Драма в повседневности» в «Домашнем журнале». Каждая опубликованная история оценивается в двести крон.
Но со стула ей не дотянуться до ручки с бумагой, и она думает: почему влипает всегда невиновный? Бьюсь об заклад, что у аятоллы Хомейни никогда не было мертвого голубя под креслом. И у Вернера. И у Рут.
Нет в мире справедливости.
В фильме «Полуночный экспресс»[84] один молодой человек должен вывезти из Турции сверток с гашишем, но попадается полиции, и его приговаривают к пожизненному заключению.
Каждый раз, когда Ракель смотрит этот фильм, она надеется, что ему повезет, и парень все-таки вернется домой к родителям, и все будет хорошо.
Ракель смотрела фильм шесть раз, и этот осел каждый раз попадался!
Ну может же ему, как и ей, повезти хоть однажды! Она перешла на «Вита Бленд»[85], чтобы уберечься от рака легких. Она готова поспорить, что все равно подцепит рак, но тогда она, во всяком случае, будет вправе заявить Богу: «В мире нет справедливости».
Она могла бы взять молоток и пристукнуть мерзкого голубя. Каждое животное защищает свою территорию. Наконец она звонит Рут, которая приходит и выносит птицу.
— Ох-ох-ох, — говорит Рут.
Потому что Ракель не может позаботиться о себе.
Зато Рут — старая дева.
И все же они скованы крепкой цепью. Они сестры, и они пытаются стать счастливыми, и они с помощью старых осколков отчего дома пытаются создать нечто, что тоже можно назвать домом.