Рут резко встает и выходит, в ореоле победы.
На столе лежит нераспакованный кекс.
Придя домой, Рут говорит Даниелю:
— Твой брат очень нас обидел. Тебе нельзя становиться таким же, как он.
— А что он сделал? — спрашивает Даниель.
— Пообещай, что ты никогда не будешь разочаровывать свою мать! — требует Рут.
И Даниель обещает.
На следующее утро Даниель находит желтый шарф в пакете с мусором. Он стирает его и дарит Рикарду.
Тем же вечером Николасу звонит господин Скуглюнд, владелец квартиры. Николас тут же понимает, о чем речь.
Некоторые обстоятельства вынуждают господина Скуглюнда попросить Николаса переехать. Поскольку они не заключали контракта, Николас не может ничего возразить. И поскольку господин Скуглюнд знает, что Николасу есть куда идти, что его с радостью примут дома, он просит Николаса переехать к концу недели.
Николас переезжает в субботу, но не домой, он просто переезжает, не сообщая куда.
— Как понять, что ты взрослый? — спрашивает Даниель, когда они с Рикардом выходят из школьной столовой.
— Когда становишься взрослым, переезжаешь из дома, — отвечает Рикард.
— Да, но куда? — продолжает Даниель.
— В новый дом, конечно, собственный дом, — говорит Рикард, застегивая куртку, потому что на дворе холодно, а табличка «Перемена в помещении» еще не зажглась. — Просто покупаешь мебель, вещи какие-то и говоришь: «Это мой дом» — и живешь там.
— Ну а если тебе не разрешают там жить? Если все время приходится переезжать?
— Не знаю, может, тогда мебель, с которой ты переезжаешь, — это и есть твой дом.
— Но нельзя же поставить мебель на лужайку и сказать, что это твой дом, — возражает Даниель.
— Нет, конечно, — соглашается Рикард.
— Фу, должен быть закон о том, что у каждого должен быть свой дом!
— Так он и есть, — говорит Рикард, но не очень уверенно.
«Зима, такое неприятное время, — думает Ракель. — Нечего больше ждать».
В три часа они с Рут должны поехать к Вернеру, чтобы забрать ее вещи.
Дом. Девятнадцать квадратных метров, которые отыскала ей Рут. Ей повезло, что у нее есть Рут. Рут — скала. А она сама — куча гравия, нет, бетономешалка, нет, мешок с цементом. Ай, она не знает.
«Лето прошло, и надо радоваться тому, что было, — думает Ракель. — Ждать больше нечего».
В машине по дороге к Вернеру они съедают большой пакет тянучек.
Пломбы вылетят! — думает Ракель.
Пломбы вылетят! — думает Рут.
Идет дождь, дорога скользкая, и им приходится держаться восьмидесяти километров в час. Рут время от времени проверяет, хорошо ли застегнут ремень безопасности. Все-таки машину ведет ее истеричная сестра. Назад она, слава богу, поведет сама.
Ракель рада, что ей есть на чем сконцентрироваться, — на чем-то, что ослабляет хватку железной руки, вцепившейся в ее сердце. Обратно, туда, где я потерпела поражение. Куда мне спрятаться от твоего лица?
Так странно ходить по этому неприбранному дому, который должен был стать их домом, и собирать то, что принадлежит ей; таким нереальным кажется заметать следы, смывать прошлое. Ей, к счастью, удается не удариться в сантименты, а работать эффективно.
— Эф-фек-тивно!
Через полчаса приходит Рут.
— Ты готова?
— Ясное дело, подожди у автомобиля, я сейчас приду.
Она торопится. Надо оставить… какой-то знак.
За неимением лучшего она состригает щетину со своей старой зубной щетки. Это символизирует окончательный разрыв, думает она.
С лестницы доносятся быстрые шаги. Это она, та, другая, она кутается в черное пальто, у нее изумительно убраны волосы. Такая красивая!
— Ой, — восклицает она с улыбкой, — вы здесь! Как здорово!
— Да, э-э, я просто забираю остатки своих вещей.
— А Вернера нет дома! — с сожалением восклицает эта женщина.
— Ничего, я говорила с ним по телефону.
— Может, останетесь выпить кофе?
— Спасибо, — отрезает Ракель, закрывая свою большую сумку, — но мне пора ехать. Я приглашена на обед, и у машины меня ждет сестра.
— А, это была ваша сестра!
— Я оставила записку на столе. Я написала, что вы должны пересылать мне почту… чтобы я не теряла работу и деньги, и что вы можете оставить у себя телефонный аппарат, пока у меня нет своего жилья. Это мой телефон.
— Что-то еще?
— Да, до свидания, но это вы можете и сами прочитать.
Ракель медлит.
— И еще я остригла свою зубную щетку. Она лежит на столе.
Почему эта другая все время улыбается? Почему она такая красивая? Это нервирует Ракель.
— Как жутко! — улыбается другая, беря в руки щетку.
— Да, я думала, это что-то вроде ритуала… Показать, что я… что я больше здесь не живу.
— Но это же щетка Вернера!
— Нет, это мо… Правда? Ой! То есть простите! Я думала…
— Ракель, ты идешь? — кричит Рут из машины.
— Это моя сестра, мне пора. Было приятно…
Она проглатывает последнее слово. Та, другая, все улыбается.
«Если она нам помашет, я закричу», — думает Ракель.
Они едут в Стокгольм сквозь осеннюю темноту. Кружась в свете фар, пролетают листья. Ракель жалеет о выходке с зубной щеткой.
— Но он же мог передать привет! — оправдывается она.
— Он мог бы и сам приехать, — спокойно отвечает Рут.
Потом она говорит о том, как приятно вести машину вечером.
Потом они молчат.