— Да ведь мы тут не стоим, не сторожим, — сказал Иван Михайлович. — Наше дело маленькое.
Он подхватил свои тяжелые, полные до краев бадейки и неторопливо зашагал в коровник.
— Ничего, ничего! — злорадно оживился Сергей Васильевич. — Мы его, голубчика, выловим! Неправда, от нас не уйдет! Не впервой нам их ловить! Ну-ка, загляните в ту парадную, а я в эту загляну. А ты, Федор, смотри у ворот стой!
— А что я с метлой-то сделаю? — неохотно возразил Федор. — Выскочит откуда — да ножом! А я что с метлой-то?
— Ищите, я постою у ворот! — сказал господин в длинном пальто. — Меня ножом не испугаешь!
Ребятишки сбились в кучку и, не дыша, смотрели, как городовые и Сергей Васильевич разбежались по двору, заглядывая во все двери и окна. Наконец, никого не найдя, Сергей Васильевич подошел к ребятишкам:
— Ну, вы-то видели небось, как сюда забастовщик вбежал? Смотрите, только не врать! За вранье бог накажет, а я в тюрьму посажу!
Соня побледнела и задрожала. Как ей хотелось сейчас оказаться дома, чтобы ничего этого не видеть и не слышать! Бог накажет? Ну и пусть ее бог накажет, только она все равно будет молчать.
Ребятишки тоже молчали.
— Ну что молчите? — закричал Сергей Васильевич. — Вы же здесь, во дворе, были! Соня, ну-ка?
— Мы играли… и ничего не видели, — жалобно, слабым голосом ответила Соня. И тут же, растолкав ребятишек, побежала домой.
И вдруг Сергей Васильевич догадался. То ли он проследил опасливые взгляды ребят, которые они украдкой бросали на колодец, то ли его осенило. Он крадучись, на цыпочках подбежал к колодцу и рванул на себя маленькую дощатую дверцу. Дверца не подалась.
— Он тут! — в неистовой радости закричал Сергей Васильевич. — Сюда! Окружай его!
Городовые и господин в черном пальто бросились к колодцу. У господина блеснуло в руке оружие.
Соня, вскрикнув, вбежала в свои сени и бросилась вверх по лестнице. Из верхних сеней она еще раз выглянула во двор. Городовые, обнажив сабли, уводили со двора молодого человека. Рубашка на нем была разорвана, на щеке и на подбородке виднелась кровь. Молодой человек шел, мрачно глядя вперед черными пылающими глазами, светло-русые волосы его шевелил ветер. Господин в длинном пальто шагал сзади. А Сергей Васильевич озирался на всех, веселый, будто пьяный от своего торжества.
— Ага! — кричал он. — Будете маевки справлять?! Будете народ против царя мутить?! Эх вы, злодеи, безбожники! — И все старался пнуть кулаком молодого человека.
Все скрылись за воротами. Калитка захлопнулась. Снова стало тихо во дворе. По-прежнему журчал тоненький солнечный ручеек, чирикали воробьи, ворковали голуби…
Только уже не веяло ни праздником, ни радостью. Ребятишки кто убежал домой, кто пошел вслед за городовыми смотреть, как поведут забастовщика.
Соня тихо вошла в квартиру.
— Били они его за воротами-то! — рассказывала Анна Ивановна маме, которая только что пришла из коровника. — Я из окна все глядела. Били до страсти! А особенно этот, наш обмылок-то… — Анна Ивановна кивнула в сторону комнаты Сергея Васильевича. — И все в зубы норовит, все по глазам!
Мама, вся бледная, нахмурив широкие темные брови, молча цедила молоко. Кузьмич сидел у своего окна, у него дрожали руки.
Совсем расстроенный, словно больной, пришел из коровника отец.
— Ну, что ты будешь с такими людьми делать? — сказал он, разводя руками. — Ну форменный же подлец!
Дунечка вышла из своей комнаты в кухню. Ее встретили молчанием. Она обвела всех своим смущенным взглядом — никто не поднял на нее глаз.
— Простите его! — вдруг тихо сказала она.
Никто ей не ответил. И только Кузьмич покосился на нее из-под густой нахмуренной брови.
— Пускай его бог сначала простит, — сказал он. И снова отвернулся к окну.
Праздника в квартире как не бывало, словно вошло в нее что-то страшное, тяжелое, непоправимое.
К вечеру сели играть в карты. Собрались все к хозяйскому столу — Кузьмич, Анна Ивановна, Раида.
Только Дунечка тихо сидела в своей комнате.
Соня пробралась к ней. Дунечка была очень грустна и ни одной сказки не могла рассказать Соне. Она все думала о чем-то и на разные Сонины вопросы отвечала совсем невпопад. Соня поняла, что ей надо уйти.
Не зная, чем заняться, Соня попросила Раиду:
— Давай я буду тебя причесывать.
Раида охотно распустила свои длинные волосы:
— На, причесывай.
Она продолжала играть в карты, а Соня, стоя на скамеечке сзади ее стула, расчесывала длинную каштановую Раидину косу, расплетала, заплетала, закручивала ее в узел и снова распускала…
Понемногу все развеселились; то, что случилось днем, отошло, отступило.
Вечером, когда совсем стемнело, явился Сергей Васильевич.
— А! В картишки? — весело закричал он еще с порога. — Ну-ка, сдайте и мне!
Белесое лицо его раскраснелось, от него пахло вином.
За столом все примолкли. Мама поджала губы, Кузьмич нахмурился, отец принялся сердито расправлять свои желтые усы.
— Да мы уж играть-то кончаем, — нашлась Анна Ивановна. — Последний кон. Спать пора.
— Ну что такое — спать с этих пор! — Сергей Васильевич взял стул и сел к столу. — Ну-ка, сдавайте!