Детство в девяностых

Мероприятия, проводимые в лагере, как-то: сценические постановки, походы, «зарницы» и так далее — случались не так уж и часто. Всего три-четыре спектакля, День Нептуна (от которого Даша, судя по рассказам девочек в палате, ожидала куда большего: ведь толстая Вика рассказывала, как в прошлый День Нептуна всем позволили купаться в речке до посинения, и кто сколько хочет, а не по свистку на две минуты, как обычно — а на деле их привели на реку, заставили смотреть глупый спектакль с Нептуном, выходящим из воды, и даже не дали покупаться ни разу). Да костюмированный карнавал в конце смены. В остальное же время дети были практически сами себе предоставлены.

По вечерам, правда, в отряде ребята сами устраивали дискотеки в холле — ставили в магнитофон привезённые с собой кассеты и колбасились. На «медляки» приглашали девочек. Дашу, конечно же, никто не приглашал, и она так и оставалась стоять, подпирая стену, от скуки считая пары, мечтая и надеясь неизвестно на что. В такие минуты она любила грезить наяву: Тальков пел на разрыв души.

Летний дождь, летний дождь

Начался сегодня рано,

Летний дождь, летний дождь

Моей души омоет раны,

Мы погрустим с ним вдвоём

У слепого окна…

И Даша видела перед собой мутное от капель дождя окно, а за ним — жёлтое ржаное поле под свинцовыми тучами. А по полю шла Кристина и срывала ярко-синие васильки…

Но это было по вечерам… А днём детям совершенно некуда было себя девать. Малышня, конечно, забавляла себя на детской площадке, но дети Дашиного возраста и старше находили катание на качелях и каруселях неинтересным, и либо бесцельно шатались по территории лагеря, либо начинали придумывать себе иные забавы. Например, стреляли у местных сигареты, тайком попыхивали в беседках.

Впрочем, одними тайными покуриваниями развлечения старших отрядов в лагере не ограничивались. Мальчишки кто во что горазд принялись изобретать иные методы «словить кайф» — нюхали в целлофановом пакете клей «момент», уверяя, что таким способом можно смотреть «мультики», раздалбливали на тумбочках таблетки димедрола, и тоже нюхали получившийся порошок… Однажды этих «кайфовщиков» пропалили, но из лагеря почему-то не исключили, а только изъяли «вещдок». Но они не унывали и придумали новый способ: стягивать друг другу шею полотенцем и, нажав на сонную артерию, резко крутануть.

— Охуенный кайф! — говорили прошедшие эту процедуру.

Некоторые, впрочем, от таких экспериментов падали в обморок. Лагерный врач, которого пригласили по этому случаю «на беседу» с отрядом, объяснил, что такими «невинными» забавами можно запросто убить человека.

— Сонная артерия пережимается. Этот кайф — предсмертный!

Но даже и эти страшные предостережения мало кого останавливали. Эксперименты с полотенцем по-прежнему имели место быть, но уже — с большей предосторожностью, по ночам, когда предусмотрительно выставляли «шухера» у дверей палаты — чтобы не спалиться.

Даша, конечно, в эти игры не играла — боялась. Но и в глубине души понимала, почему эта эпидемия охватила лагерь. Источником её была не испорченность современных детей, как говорили взрослые, а простая, банальная и пошлая скука...

Глава 34

Осенью Даша с родителями въехали в новую квартиру.

Квартира была в новостройке на самой окраине Москвы. Посреди огромного лесного массива, где раньше была дикая поляна и протекала внизу, в тенистых зарослях клещевины, звонкая речушка, выделили площадь под новый микрорайон. Вырубили древние ясени, выкорчевали пни с мощными трёхсотлетними корягами. Взрыли бульдозером глину. Засыпали щебнем болото, закатали под асфальт. И воздвигли на месте былой лесной поляны бело-синие сверкающие исполины семнадцати- и двадцатидвухэтажных домов.

Красиво, празднично и по-современному ярко выглядел новый окраинный микрорайон, наполовину окружённый уже желтеющим осенним лесом. Только непривычно и как-то неуютно чувствовалось в нём Даше — точно район этот на костях построен.

Непривычной была и квартира на шестнадцатом этаже. У Даши закружилась голова, когда она выглянула в окно. Исполины-дома конусом уходили вниз; было ощущение, словно дом стоит на тонкой ножке и, раскачиваясь на ветру, вот-вот рухнет. Мир же внизу казался каким-то игрушечным, нереальным. Микроскопические жучки-машинки, ползущие по ниткам дорог. Маленькие точки-людишки, копошащиеся то там, то сям. А вдали, за лесом, простирается, уходит в туманный горизонт огромный город…

Даша отошла от окна, огляделась вокруг. Пустые, гулкие комнаты с минимумом мебели. Резко пахнет свежей сосной только что купленный раздвижной диван. Ни тебе пёстрых пушистых ковриков, ни герани на окнах, ни занавесок. Ни уюта, ни приюта, что называется…

— Ничего, скоро у нас всё будет, — скорее, озабоченно, чем радостно говорит мама, — Будем жить не хуже остальных…