Мой отец был купцом, но не в шотландском смысле этого слова, где оно означает розничного торговца, того, например, кто продает бакалею из погребка, но в английском смысле, смысле строго определенном; то есть он был человеком, занятым внешней торговлей и ничем другим, а потому оптовой торговлей и никакой другой. Это последнее ограничение понятия важно, потому что оно вводит купца в полезный слой общества, удостоенный отличия Цицероном, как того, кого, конечно, следует презирать, но не слишком сильно даже с точки зрения римского сенатора[697]
. Он – этот не совсем презренный человек – умер довольно молодым, очень скоро после событий, описанных в этой главе, оставив своей семье, тогда состоящей из жены и шести детей, свободное от задолженностей земельное владение, приносящее 1600 фунтов стерлингов в год. Конечно, на момент моего повествования, когда он еще был жив, он имел доход гораздо больше, пополняя его прибылью с текущих процентов.Сегодня любому человеку, кто знаком с коммерческой жизнью, существующей в Англии, будет ясно, что в состоятельной английской семье этого класса – состоятельной, хотя не слишком богатой по коммерческой оценке – домашнее хозяйство достаточно обеспечено, чтобы в нем появлялось все больше места для широты, неизвестной среди соответствующих социальных групп в зарубежных странах. Например, штат служащих в таких домах, измеренный даже количественно, удивил бы зарубежного наблюдателя, рассматривающего положение английского купца по отношению к другим слоям общества. Но этот же самый штат, оцененный с точки зрения качества и количества обеспечения, сделанного для его комфорта, а также превосходного жилья, повергнет зарубежного наблюдателя в гораздо большее изумление как показатель социальной значимости равно и английского купца, и английского слуги: можно сказать совершенно точно, что Англия – рай для домашних слуг. Либерализм в домохозяйстве, фактически распространяющийся даже на самых презренных слуг, и презрение к мелочной экономии – характерная черта для Англии. И в этом отношении семьи английских купцов как класс по уровню своих расходов далеко обогнали не только соответствующий класс в континентальных странах, но даже и наименее богатые слои нашего собственного дворянства, хотя и признанного наиболее обеспеченным в Европе. С самого детства у меня было много личных возможностей убедиться в этом как в Англии, так и в Ирландии.
Из этой специфической особенности, определяющей домохозяйство английских купцов, возникает нарушение обычной системы для измерений отношений между сословными градациями. Соотношение, если можно так выразиться, между сословным положением и обычными следствиями этого положения, которые всегда соответствуют уровню расходов, здесь прервано и запутано так, что один статус может быть выделен по роду деятельности, а другой, стоящий намного выше, по роскоши ведения домашнего хозяйства. Поэтому я предупреждаю читателя (или мое объяснение уже достаточно предупредило его), что он не должен выводить из любого случайного показателя роскоши и элегантности соответствующий уровень социального положения.
Мы, дети из этого дома, находились фактически в самом благоприятном положении на социальной лестнице, доступном для всех благотворных влияний. Просьба Агари[698]
– «Не дай мне ни бедности, ни богатства» – была для нас реализована. Нам была дарована благодать находиться ни слишком высоко, ни слишком низко. Мы были достаточно высоко, чтобы видеть примеры хороших манер, чувства самоуважения и собственного достоинства, но достаточно незаметны, чтобы оставаться в самом сладостном из одиночеств. Достаточно обеспеченные всеми благородными преимуществами богатства; с отменным здоровьем, лучшей интеллектуальной культурой и изящными развлечениями, —мы, с другой стороны, не знали ничего о социальных различиях. Будучи не угнетенными сознанием лишений, слишком унижающих, и не испытывая нетерпения в стремлении к привилегиям, слишком возвышающим, мы не имели оснований ни для позора, ни для гордыни. До сих пор я благодарен тому, что среди роскоши всех вещей мы были обучены спартанской простоте в пище, поскольку мы питались фактически намного менее роскошно, чем слуги. И если (по примеру императора Марка Аврелия[699]) я должен возблагодарить Провидение за все благодеяния моих ранних лет, то я бы выделил четыре [факта] как достойные специального упоминания: то, что я жил в сельском уединении; что это уединение было в Англии; что мои детские чувства были сформированы благороднейшими из сестер, а не ужасными драчливыми братьями; наконец, что я и они были сознательными и любящими членами чистой, святой и величественной церкви.