— Прости. — слова прозвучали искренне и нежно. — Я становлюсь грубее с каждым днём, но ты ведь мой брат и простишь меня?
— Так что мы предпримем? — примирительно спросил Риз, обнимая сестру. — Каков наш план?
— Не знаю. — всё ещё пребывая в состоянии детскости, не отрываясь от брата, пробубнила девушка. — Чего-нибудь придумается.
— Есть у меня мысль. — хитро сощурив глаза, сообщила Цера. — Забавная.
— Какая? — тут же превращаясь из девочки в воительницу, поинтересовалась Саффи.
— Ни один мужчина, из числа воинов, никогда не признает право женщины командовать им. — она хлопнула себя по коленям, в подтверждении этого постулата. — Это в крови, и с этим невозможно бороться. Тебе придётся быть в три раза сильнее самого сильного из них, в три раза храбрее и вдесятеро мудрей. И даже тогда это не гарантирует их покорность.
— И-и, договаривай. — Саффи окончательно превратилась в королеву. — Что?
— А то. — Цера загадочно обвела всех взглядом. — Надо обратиться к тому, чьим мнением они не смогут пренебречь и кто развеет мужские сомнения насчёт главенства женщины.
— И кто же это? — одновременно, с живейшим интересом спросили Риз с Саффи, и вся четвёрка, включая ворона с Роксаной, подалась в сторону, казалось бы придумавшей выход, Церы.
— Я думаю. — с самым серьёзным выражением лица произнесла женщина. — Мне надо посоветоваться кое с кем. Значит так, — она обращалась к Саффи, — помогу тебе омыть тело, объясню, что дальше делать и уйду на всю ночь. Справишься?
— Может, скажешь? — спросила за всех девушка. — Нам…
— Нет. Мысль слишком сырая. Даже если то, о чём я думаю сработает… — Цера печально осмотрела компанию. — это будет опасно. Очень. Но если выгорит — ты станешь вождём всех варваров.
Дальнейшие расспросы прервал появившийся на пороге главный шаман. Он с неприязнью осмотрел всех присутствующих, так и оставшихся для него чужаками, а также Церу, которую он презирал, как предательницу.
— Тело твоего мужа ждёт тебя в шатре вождя. Почему ты здесь? — холодно изрёк служитель культа. — Твой долг быть подле него.
Саффи встала, почтительно поклонившись, накидывая на голые плечи плащ брата.
— Благодарю тебя за напоминание, Гамала. Я уже иду. Лишь уложу волосы по-вдовьи. А теперь, — она указала на занавесь, прикрывающую вход, — Прошу тебя покинуть нас.
Шаман метнул полный ярости взгляд, на зарвавшуюся девчонку, но сдержал, готовые сорваться с языка, колкости, и сохраняя достоинство, гордо вышел. Как его и просили.
— Вот что ты делаешь? — недовольно прорычала Цера, когда занавесь за шаманом упала. — Так хорошо начала — поклонилась, выказала уважение, была почтительна, и на тебе — указала на выход. О чём ты вообще думаешь? Он и так тебя ненавидит, так ещё и унизить его норовишь. Зачем?
— Он мне не нравится. — зло отреагировала на выволочку Саффи. — Я бы с превеликим удовольствием перерезала ему глотку.
— Упаси тебя Холод это сделать. — Цера сурово покачала головой. — Не смей.
— Да знаю я. — отмахнулась девушка. — Не дура. — её губки плотно сжались. — Но ведь хочется.
— Не надо. — в испуге пролепетал Риз, подозревая, что и в впредь, сестра вознамерилась решать такие проблемы кровью. — Пожалуйста.
— Ну раз ты за него попросил, — рот Саффи растянулся, обнажая белые зубки, — пускай живёт.
*
Нагое тело Эйры лежало на досках посередине шатра. Вдова, к счастью, была избавлена от извлечения полуторного меча, напрочь увязшего в мёртвой плоти. Принеся ей, как и положено, сожаления, по причине потери супруга, оставили в одиночестве. Цера как бы не принималась в расчёт — она выполняла роль духа, следящего за жизнью и смертью кробергов, и поэтому её присутствие не являлось святотатством. Риза и Ворона с Роксаной, не допустили внутрь, и они остались снаружи, в качестве охраны.
Чадил, ужасно воняя, светильник, сжигая в себе растопленный бычий жир. Одетая в женское, Саффи, опустилась на колени перед покойным. Девушку нисколько не смущал вид обнажённого мужского тела — она равнодушно взирала на останки того, кто должен был обладать ею. Гримаса боли сошла с лица Эйры и приняло спокойный вид спящего человека, и если бы не было залитой кровью кожи и не вздымающейся груди, можно было заподозрить, что он может проснуться в любой момент.
Она смочила в большой миске тряпку, прежде бывшей правым рукавом её рубахи, оторванным сразу по приходе, как требовал обычай, и неумело отёрла волосы и лицо покойника. Потом шею, руки, грудь. Омыла страшную рану на животе, нанесённую ею, всё больше впадая в некое отупленное состояние. Ей и раньше приходилось убивать, но сейчас, когда перед ней лежал уже не враг, а некогда живой человек, сгубленный чужой и злой волей, ей стало не по себе — этой волей была она.
Саффи поймала себя на страшной мысли — будь тут на месте Эйры Ангус, она, несомненно, умерла бы от горя или сошла с ума.