— Набери мне крови! — надсадно крикнул Риз Цере. — Быстрее, пока я не потерял сознание.
Воительница подскочила и бросилась к телу медведя.
— А куда набрать-то. — растерялась она. — У нас…
— В ладони, Зары тебя задери. В ладони!
Женщина вырвала застрявший меч из тела и подставила руки. Мёртвый организм толчками нехотя расставался с рудой жизни. Набрав в пригоршню, быстро густеющую на холоде, кровь, она тут же влила её в подставленный магом рот. Ему пришлось сделать усилие, чтобы проглотить это желе, которое он при других обстоятельствах ни за что и не подумал бы пить. Но речь шла о жизни. О жизни сестры, и потребовал добавки. Он торопился отдавать, боясь не успеть, мало заботясь о том, что в запале действительно мог отдать ей всё. Пил, в промежутках между порциями тряся головой, борясь с дурнотой и головокружением.
Мутнеющее сознание успело отметить порозовевшие щёки и подёргивание ресниц, прежде чем слабость сломала его и он провалился во тьму.
Тёплая ночь, звёзды. Совсем не такие, как дома. И тишина.
Ей совершенно не хотелось спать. Она, обычно сразу засыпавшая, едва касалась подушки, не успев дослушать сказку до конца, не могла уснуть. Девочка, способная запросто завалиться дрыхнуть в гвалте казармы молодых дружинных и бодрствовать по две ночи подряд, сегодня не могла справиться с бессонницей.
Дело было в тишине. Все ночи в Каиште были тёплыми и тихими. Здесь и ветра никогда не было — так, лёгкий ветерок. Но сегодня даже листва на редких деревьях не шелестела — мир умолк.
Девочка села. Протянула руку к мешку, достала из него лакомство — необычный, ни разу ею невиданный фрукт, названный братом гранат. Срезала кожуру, разломила, стараясь не шуметь, и принялась выковыривать сладко-кислые семечки.
Она терпеливо складывала добытое в левую ладошку — её не прельщало обсасывать их по одной. Ей хотелось разом наполнить рот и жевать, жевать, раздавливая сочную мякоть, закрыв глаза и млея от удовольствия. Саффи и была такой — ей надо всё сразу и много, и ради этого она готова терпеть и трудности, и невзгоды, но только с одним условием — чтобы единственный родной человек был с ней рядом.
Девочка оглянулась на него — Риз спал посапывая. Поход давался ему тяжело — он сильно уставал. Она поправила на нём съехавшее покрывало и осмотрелась. В двух шагах, утомлённая жарой, распласталась, подёргивая лапами, Роксана, скалясь во сне и пуская слюни. Ворона нигде не было видно.
Саффи встала. Шагах в ста стоял дуб — мощный, раскидистый, с густой шевелюрой листьев на сильных ветвях, он неестественно смотрелся на этой скудной земле, в месте гибели первых богов, где другие были уродливыми карликами, убогим подобием деревьев, по сравнению с ним. Девочка готова была поклясться, что когда вечером они остановились здесь на ночлег, он там не стоял. Его вообще не было.
Любопытство толкнуло её в спину. Она непонятно как оказалась рядом с ним. Вблизи он казался ещё больше, завораживая своими размерами. Могучий торс-ствол, с глубокими морщинами, говорившими о древности и мудрости дерева, дюжие плечи-ветки, каждое из которых толще Саффи в бёдрах, держали на себе массивную копну зелёной листвы.
Сверху послышалось тактичное покашливание — девочка запрокинула голову. Сквозь густую крону не было видно ни одной звезды. Справа, на высоте двух её ростов, облюбовав крепкий, сук, сидел Ворон. Чёрная птица смотрела на ребёнка умными глазами.
— Тебе здесь нравится? — спросила Саффи.
Ворон кивнул, степенно и важно.
— Ты бы, — у неё внутри что-то испуганно ёкнуло, — хотел остаться?
Снова кивок. На этот раз медленный, с глазами, полными печали. Девочка погрустнела. Она понимающе покачала головой.
— Ты нас покидаешь?
Ворон отрицательно покачал клювом.
— Так ты пойдёшь с нами? — обрадовалась малышка, и видя, как он кивнул, пообещала, ударив себя кулачком по груди:
— Клянусь. Когда-нибудь я найду тебе самый лучший дуб, и ты будешь сидеть в его тени, как король на троне.
По пластине панциря, прикрывавшего плечо, неприятно чиркнула стрела. Мимо пронеслась обезумевшая лошадь, потерявшая седока, с увязшей в крупе стрелой. Раздался гул — Саффи привычно присела, поджимаясь под щит. Три стрелы почти одновременно ударили в дерево, покрытое бычьей кожей. Одна из них угодила в кант и запрокинула щит, приоткрывая ноги. Ещё одна, упав с запозданием, порезала кожаные штаны, оцарапав коленку.
Девочка вскочила — смертоносный дождь закончился. Она взмахнула мечом и бросилась туда, где в их сторону выставили жадные до крови острия копий. Вкладывая в рывок все силы, яростно крича, дева-воительница влетела во вражеский стой, в последний момент опрокидываясь на спину, скользнув по мокрой траве под щитами, подсекая ноги и уворачиваясь от тяжёлых сапог, метивших ей в голову.
Мгновением спустя, следом за ней, в проделанную брешь рванулись воины в звериных шкурах, сминая, опрокидывая слаженный строй закованных в тяжёлую броню, шлемы которых украшали перья. Девочку завалило трупами, но чьи-то сильные руки вырвали её из-под груды тел и поставили на ноги.