Девальвация человечности

На следующее утро все было готово. Игнат и Мирон переоделись в форму, лица они постарались скрыть за темными очками авиаторами, так что вид у них был подобающий.

— Ну что? Начнем? — раздался безумный голос Рената.

Отсчет пошел. Они без колебаний запрыгнули в старенький красный пикап Марии и поехали.

— Подъезжать к главному входу мы не будем, — начал Ренат. — Копы в гражданской тачке, это вызовет подозрение, так что спрячем ее за деревьями. Мария, когда услышишь сирену, гони к главному входу, поняла?

— Да, — руки ее тряслись.

— Ты точно поняла?

— Да поняла я, поняла, сигнал тревоги, я у ворот, все ясно Ренат, я не идиотка! — она выхватила сигарету изо рта Мирона и закурила.

Он не сказал ни слова. Никто ничего не сказал. В давящем молчании было слышно, как бурлят мысли, как они соприкасаются с тревогой и пытаются вдохнуть надежду. Спустя час они были на месте.

— Это самоубийство, — почти неэмоционально произнес Игнат.

— Ну, ради благого дела, получается что альтруистическое, — ухмыльнулся тревожно Ренат. Повисло молчание. — Дюркгейм, не слышали? Мария слегка улыбнулась. — Ладно, — с легкой веселостью, почти идеально скрывающей нервное напряжение, продолжал он. — Кажется сейчас тот самый момент, когда не помешала бы воодушевляющая речь. Я, конечно, мог бы, но…

— Вот дурень, — немного истерично засмеялся Игнат и тут же умолк. — Избавь нас от этого.

— Пожалуй, так оно и есть, надо что-то сказать, — подумал Мирон, не обращая внимания на скоротечный нервный смех Игната. — Слушайте, вам страшно, — начал он, сжимая руку Марии и поворачиваясь к своим друзьям. — Я понимаю и чувствую тоже, поверьте, мне трудно дышать, руки потеют и кажется что вот-вот вырвет. Мы каждый день надеваем маски, чтобы выжить, сегодня же мы надели их, что бы спасти друзей. И я верю, что это правильный выбор, — он тяжело вдохнул и начал читать выдержку из стихотворения, написанного им еще в военные годы.

«Печалью светлой упиваясь,

Я стуком сердца, звуком мыслей,

Бил о землю, словно стакан,

Предрассудки, мне чуждые истины.

Плененный чувствами,

По максимуму страстно связанный с эмоциями,

Я опьянен по жизни мыслями,

Что живы все, кого я так люблю,

До жадности кто дорог мне».

Так давайте вместе разобьём эти чуждые нам истины. Я люблю, понимаете? И вы любите, раньше до меня не доходило этой простой истины, пока не трогали близких мне людей, я предпочитал скрываться, не лезть, в надежде, что и меня не тронут. Но это самообман, и теперь, я готов бороться за любовь, я готов умереть за это и не намерен больше прятаться, — он начал активно жестикулировать руками. — Давайте вместе крушить навязываемые извне абсурдные правила, покажем им, он указал пальцем в сторону «Ясного разума», что они не всесильны. Нельзя разрушить улей и ждать, что тебя не укусит ни одна оса. Вы со мной?

— А разве может быть иначе, — сказала Мария, прочитав утвердительные ответы в глазах остальных.

— Тогда приступим. Cito.

— Знаешь Мирон, это правда, чудесная речь, — с удивлением сказал Ренат, сам от себя такого не ожидая. — Я не знаю, что из этого выйдет, но могу сказать точно, после такой пламенной речи, что бы нас там не ожидало, я бы все равно пошел с тобой, но не просто за Ией, а за тобой.

Магия речи не в самих словах, магия речи в харизме автора.

Ворота открылись, территория «Ясного разума» была не ужасной, не красивой, она была обычной, ничем не примечательной, никакой. За землей явно никто не ухаживал, зелени почти не было, впрочем, деревья на этом фоне казались невероятно возвышенными и прекрасными, к самому зданию вела широкая тропа из брусчатки, чувствовался запах лекарств, во взглядах проходящих пациентов мелькала забитая потерянность.

— Как же это ужасно, — озираясь по сторонам, шепотом произнес Ренат. — Посмотрите, из них будто жизнь высосали.

Мирон и Игнат сохраняли суровый вид и не ответили, но кивнув головой, выразили согласие. Пока они шли, каждый старался запомнить примерное количество вооруженных охранников по периметру здания. Когда они подошли ближе, входная дверь отварилась.

— Десять, — бегло пробормотал Игнат.

— Десять, — ответил Мирон и утвердительно кивнул.

— Ребята их двадцать, с каждой стороны по десять, — с игривой самодовольностью вставил заранее осведомленный Ренат.

Навстречу им из здания вышел молодой мужчина в белом халате, он сильно горбился и был совсем не красавцем, вид его скорее внушал даже не ужас, а неподдельное отвращение, про таких людей обычно говорят «скользкий тип» и совсем не зря.

— Здравствуйте, что-то вы сегодня совсем рано, еще одного привели?

— Да, предположительный беглец, документов нет, хотим проверить, лежал ли он у вас, прежде чем отправлять в Тэмвуд, — ответил Мирон вполне уверенно.

Мужчина подошел к Ренату и тщательно осмотрел, с ног до головы, потом прищуриваясь, заглянул в глаза.

— Лицо знакомое, вы его так лихо отмутузили?

— Ну, надо же было привести его сюда, — позволил себе вольность Игнат и убрал руки за ноги, как делают дети, когда набедокурят.

— И то верно, а в Тэмвуд зачем?