Девальвация человечности

Не желая больше делиться впечатлениями с присутствующими, он сдерживая внутренние порывы замолчал. Мария лишь пустила слезу, но не решилась сказать и слова, прекрасно осознавая тяжесть потери, обрушившуюся на двух друзей. Светало, но этот день, был очерчен болью утраты и страшной усталостью. Когда все успокоились, Мария с Мироном отнесли спящую Гофман в подвал и привязали к кровати, чтобы та не сбежала, ответственным за ее заключение был Игнат, человек потерявший друга, сполна разделявший общую скорбь. Ия, словно одновременно испив счастье возвращения, и горечь утраты пребывала в полном смятении. Несмотря на разногласие, что было между ними, Ренат не был для нее чужим, и осознание этого причиняло ей боль, что сжимала сердце, затрудняя процесс дыхания. Любая война неизбежно приносит кровь, скорбь, лишение, но не один человек не рожден для того, чтобы так страдать. Ия поцеловала Демьяна и почувствовав слабость направилась спать, без возможности естественного засыпания, она измученная тревогой выпила снотворное, превысив необходимую дозу, но без риска для жизни. Все остальные так же отправились спать, только без снотворного, а Демьян и Мирон решили пропустить пару сигарет и немного стаканчиков виски из последней бутылки запасов Марии, что оставалась нетронутой до этих событий. Они отпили за здравие падших товарищей. Мирон первый решил поделиться своими переживаниями.

— Демьян, послушай, — раздался тихий, неуверенный голос человека, который потерянно наблюдал за языком пламени танцующим в грязном камине. — Честно, я без понятия, что следует говорить в таком случае, думаю сейчас, мы разделяем единые чувства. Я потерял старого друга, и ничто не восполнит этой утраты, и нам лишь остается надеяться, что они оба в лучшем мире, — тишина завладела временем и комнатой минут на пять. — Я ведь чувствую, знаю, что показался тебе хладнокровным тогда, — ком в горле мешал говорить дальше. — Тогда, когда сказал «оставь его», я ведь просто понимал, что невозможно было вернуть умершего, а нам нужно было спасаться. Господи, какое же я ничтожество, — дрожащие руки его поднесли к губам стакан, и он полностью опустошенный с жадностью осушил его. — Знаешь, — прокручивая стеклянную форму в руках, продолжал он. — Сейчас я как этот стакан, пуст.

— В чем твоя вина перед ними? Я чувствую себя так же и задаю себе те же вопросы, получая те же ответы, мучаясь в сожалениях, какое же я ничтожество. Но поверь, — словно задыхаясь, говорил Демьян. — Если бы не твой острый разум тогда, убийственный самоконтроль, и я был бы мертв, лежал бы там, на холодной земле, возле Рената, так что надеюсь, тебе станет легче, потому как именно ты, спас меня.

— Я, ха, спасибо Демьян, это слегка приглушает боль, но не умоляет сожалений.

— Слушай, сейчас я, возможно, скажу как герой самого сопливого фильма, но к удивлению, эта мысль, чуть ли не единственное что обнадеживает в данный момент. Мы не можем вернуть время назад и спасти их, но мы можем сделать все, чтобы их смерти не были напрасными, доведем дело до конца, — взбудоражено, пытался придать уверенности себе и товарищу Демьян.

— Ты абсолютно прав, как и все герои этих фильмов, — чуть улыбнулся Мирон, оценивший маленькую долю радости, что пытался привнести Демьян в их откровенную беседу. — Ты прав, но как ни крути, мы переспим сегодня с этой болью.

— Мы переспим с болью, чтобы принять утрату и отпустить боль, а не чтобы быть ее рабами. Они хотели бы лучшего для нас. И вообще, откуда это «переспим», — чуть смеясь, поинтересовался Демьян.

— Да у меня же мозги на бекрень, ты же понял что я имею ввиду дурень.

— Да понял я, очень смешная метафора, надо будет рассказать при удачной возможности Ие, она оценит, — зевая, старался запомнить Демьян это забавное изречение. — Господи мне так жаль, — утирая свои влажные глаза грязными пальцами, продолжал он. — Я ведь так и не узнал этого парня поближе.

— Люка?

Демьян утвердительно покачал головой и вновь налился слезами.

— Ты видел, что он сделал, ты был там. Он спас нам жизни.

— Ты абсолютно прав, — сейчас он вспоминал о нелегкой жизни, истории которую трепетно поведал ему Люк, о тяжелом социальном давлении, что тяготело над ним на всем пути становления его личности и о страшной потери, обрушившейся на молодого парня внезапно, незадолго до смерти. — Он был достоин лучшей участи, как и Ренат.

— Все мы достойны лучшей участи, но, к сожалению, веретено судьбы, запустившее наши линии жизней, заранее предопределяет и начало, и конец пути. Пока мы живы, будем хранить память о них в своих сердцах, а быть может в случае победы, наши воспоминания срастутся с историей. Историей, о которой слагают легенды, о сильном духе, противоборстве, удаче и опасностях, о вере, искренней вере в добро и о несокрушимой тяге к светлому сейчас, к лучшему будущему.

Глава 32 Твой ход

[Не ошибается тот, кто ничего не делает.

Пауль Винклер]