Девальвация человечности

— Твой отец был мудр. Знаешь люди, чьи сердца, возможно, оказались обмануты или разбиты, обычно говорят "ничто не вечно". Но что есть вечность? И жизнь, и смерть, и победа и поражение. Вечность бесконечный цикл зарождения и увядания жизней, идей, империй. Так разве можно говорить о том, что истинно глубокие чувства не вечны, если зарождены они в каждом сосуде обладающим разумом и способному к выбору, но безвольными, когда речь заходит о голосе сердца. Разве можно говорить, что ничто не вечно, если само время не имеет границ, начала и конца. Мне кажется, нет, я думаю, я уверен в том, что человеку вообще не суждено понять вечность, ввиду ограниченности собственного жизненного пути. Разве что абстрактно, как например мы сейчас, сидя в гостиной, воздаем честь павшим товарищам, и как бы нам не казалось, что их доблесть навечно сохранится в истории, рано или поздно ее поглотит время, как одна из форм вечности. Когда умрет последний человек владеющей этими знаниями, умрет и сама история. Именно потому, что история это мы, люди, не будет людей, не будет истории, останется лишь вечность.

— Ну ты загнул, это слишком глубоко и боюсь я не готов нырнуть в этот философский омут лишь после одного стакана виски, — засмеялся Демьян, решив разбавить явно мрачную, но увлекательную беседу.

— В таком случае я налью тебе еще один стакан и лишь после того, как ты осушишь его полностью я смогу сообщить тебе нечто важное.

— Спаить меня хочешь, старый? — раздался добродушный ответ.

— Пей! — в доминантной форме ответил Нюкт прежде чем составить ему компанию.

Убедившись что Демьян осушил свой бокал, словно тучи сгустились его черные брови отмеченные сединой и расположившись прямо напротив Демьяна, он собираясь с силами и максимально напрягаясь выдавил фразу, фразу что не давала ему покоя уже довольно длительное время.

— Ну? — слегка захмелев, с нетерпением произнес Демьян.

— Не торопи, это серьезно, я хочу поговорить о Линде, с другой стороны, не как о бывшем правителе.

— Ааааа, ну давай, — не в силах отказаться, и, будучи склонным, проявлять себя как хороший собеседник, ответил Демьян.

— Я, — он резко встал и начал ходить по комнате из угла в угол, перебирая крышку от бутылки в руках. — Я тебе рассказывал о том, что любил эту женщину, давно. После расставания я не слышал о ней долгое время, оказалось, что она попала в не очень приятную ситуацию. Позволь я избавлю тебя от подробностей, но…

— Ну же ей богу, соберись уже, — подтрунивал собеседник.

— Да подожди ты, — тело его наглядно отражало картину внутреннего напряжения: покрасневший кожный покров, гипергидроз, тремор.

— Чего ждать то, я вижу, как ты ходишь вокруг да около. Мы уже обсуждали тяжесть этой утраты для тебя, и я очень стараюсь быть хорошим другом, внимательно слушать, но мой тебе совет, собираясь разговаривать с кем-то на серьезные темы, наливай поменьше виски, потому что еще стакан и я бы уже ничего бы и не понял.

— Она твоя мать! — выпалил он резко и неожиданно. Читая в глазах Демьяна полное смятение, он поспешил объяснить. — Я сам узнал…

— Эта не смешная шутка, ты знаешь меня давно, мои родители погибли и…

— И это ложь, — в легком крике пытался достучаться Нюкт. — Ну, вернее от части, он были приемными, я сам узнал об этом незадолго до того…

— До того как что? Убил мою гипотетически биологическую мать? Говори же вслух! Я не верю тебе, не верю не единому твоему слову, ибо ты совсем обезумел от горечи утраты!

— Это правда, — сдерживая свои поведенческие реакции, отвечал Нюкт. — Она сказала мне это уже умирая, был ли смысл ей лгать? Я не знаю подробностей, черт, да я знаю ровно столько, сколько и ты. Полгода я ищу ответ на этот вопрос, и все время захожу в тупик. В тот день, когда она умирала на моих руках, Линда назвала твое имя, назвала тебя сыном и просила передать, что ты был единственным человеком, которого она истинно любила и потому держала от себя подальше, это все. Это последние ее слова. Любила, черт, да я впервые от нее услышал это слово в контексте обращенном к другому без уничижения и боли, а в простом, светлом смысле.

— Так может она просто была сумасшедшей, поселила эту бредовую идею в своей голове? — гневно наседал Демьян.

— Серьезно? Это был яд, а не психотропный препарат, в ней говорила не психически больная душа, а материнская, я и не знал, что даже тогда в сердце ее была маленькая искорка любви. Ты разве не замечал ее особого отношения к тебе? Я только сейчас понял, когда мы встретились с ней здесь впервые, я рассказал ей что помогаю своему лучшему ученику, без колебаний эта женщина назвала твое имя. Я думал, что она одержимая местью за мной следила и потому знала, что я продолжил развиваться в этой сфере, после нашего расставания, а дело совсем не во мне. Старый дурак, — похлопывая себя по лицу, продолжал рассуждение Нюкт. — Ты, это за тобой она тайком наблюдала всю жизнь, в стороне, не вмешиваясь.

— Это чушь! Черт, Нюкт, ну ты же взрослый мужик, а, ну какой я сын ей.