Финн слышал треск и хорошо понимал, что совсем скоро мертвяки будут здесь. Но прямо перед ним корчились от боли восемь человек и оставить их здесь значило бы обречь на мучительную смерть.
— Им уже не помочь, — сказал Белл, хватая Финна за руку. — Бежим!
Они рванули сквозь кусты, на ходу стреляя в попадающихся на пути мертвецов. Позади раздались крики ужаса и от этих звуков что-то оборвалось в груди Финна.
— Надо вернуться! Их же сожрут!
Белл изо всех сил пнул его, заставляя идти вперед. Финн ногой отпихнул одного из мертвецов, выстрелил в голову другого, еще одного ударил ножом один из парней.
— Живее! Надо оторваться.
Они бежали так быстро как только могли. Когда мертвецов вокруг стало совсем мало, Белл запретил стрелять.
— Дальше только ножи, — сказал он. — Иначе приведем всю эту толпу к лагерю.
Следующий час слился для Финна в одну сплошную кровавую бойню. Он шел вперед, автоматически работал ножом, всякий раз внутренне содрогаясь, когда клинок входил в очередную голову, он вдыхал в себя мерзкий трупный запах, он видел, как покрываются кровью и гнилью его руки и впервые за прошедшие сутки подумал: «Не лучше ли было остаться в бункере? Не лучше ли было вообще не открывать эту дверь?»
***
— Как это работает? — спросил Миллер. — Ты же механик, ты должна знать.
Рейвен уже несколько часов осматривала дверь, пытаясь понять как ее открыть, и потому ответила слишком злобно:
— Я механик по части создания элементарных конструкций. А эту сраную дверь явно проектировали настоящие ученые.
Миллер успокаивающе поднял руки.
— Не злись, — попросил он. — Все мы нервничаем, так? И все хотим выбраться отсюда.
— Но я не понимаю, — возмутилась Рейвен. — Эта хрень должна была открыться в определенный день и определенный час. Судя по тому, что несмотря
на апокалипсис она все же открылась, получается два варианта: либо тот, что должен был ее открыть, все еще жив, либо она открылась автоматически.
— Ну? — подбодрил ее Миллер.
— Не «ну», а «какого хрена», — огрызнулась Рейвен. — В обоих вариантах я не понимаю, какого дьявола было закрывать ее снова?
— А что, если это сделали не организаторы тюрьмы? Что, если это сделали земляне?
Рейвен едва удержалась от того чтобы стукнуть его по коротко стриженной макушке.
— Как сделали? — ехидно спросила она. — Подперли дверь снаружи? Нас здесь было почти сто человек, и то мы ее еле-еле открыли. Сколько же надо народа, чтобы ее закрыть?
Она вдруг замолчала.
— Ну? — снова сказал Миллер.
— Тихо. Все тихо. Давайте послушаем.
В зале воцарилась тишина. Рейвен прильнула ухом к двери, пытаясь разобрать хоть что-то из звуков.
— Кажется, там кто-то есть, — прошептала она. — Кто-то… Живой.
Сильный удар сотряс дверь и Рейвен отпрыгнула в испуге. Что за черт? Кто-то ломился внутрь, нанося один удар за другим. И это не предвещало ничего хорошего.
— Занять оборону, — скомандовал Миллер. — Без приказа не стрелять.
Каждый из группы укрылся: кто за креслом, кто за выступом в стене, а сама Рейвен сжала в руках нож и прижалась спиной к стене рядом с дверью. Удары следовали один за другим и было видно, что дверь начинает поддаваться.
Миллер, стоящий с другой стороны, поднял руку: «Приготовиться».
Еще один удар и дверь открылась, образовав небольшую щель.
В следующую секунду в этой щели показалось дуло автомата.
***
Клетка была достаточно большой для того чтобы можно было ходить по ней в полный рост, но от этого она не переставала быть клеткой. Первые пару часов после пробуждения Октавия думала, что все это — большая ошибка и если орать погромче, то ее обязательно выпустят. Практика показала, что это совсем не так.
Из-за крепких прутьев она видела спины охранников, видела как они сменяются раз в несколько часов, но на ее вопли никто из них не обращал никакого внимания.
— Придурки! — орала она во всю силу молодых легких. — Идиоты! Выпустите меня! Я ничего не сделала! Слышали? Я вообще ничего не сделала!
Охрипнув окончательно, она забилась в угол клетки и принялась яростно ковырять ногтями землю. У нее не было идеи сделать подкоп: никто бы ей этого не позволил, но ненависть, бурлящая внутри, требовала выхода.
Уже стемнело, когда в лагере возник какой-то странный шум. Октавия вскочила, ухватившись обеими руками за прутья решетки, и попыталась разглядеть, что происходит. Кажется, там был Беллами — она слышала его голос, но не могла разобрать слов.
— Эй, говнюки! — прохрипела она. — Освободите меня немедленно, иначе мой брат вам покажет!
За прошедшие пять лет она успела отвыкнуть от этого. Раньше всегда было так: не трогайте меня или Белл вам покажет, отдайте мои игрушки или Белл вам покажет, не смейте занимать мое место или Белл вам покажет. В бункере это по понятным причинам перестало работать. Так в шестнадцать лет Октавии пришлось учиться защищать себя самостоятельно.
— Тихо, — услышала вдруг она и рванулась на звук. Сбоку от клетки стояла — кто бы мог подумать? — Элайза.
— Какого хрена, Эл? — прохрипела Октавия. — Что вообще происходит?