Девяносто девять (СИ)

Она подняла голову и грустно улыбнулась ему.

— Может и так, Маркус. Но других идей у нас нет.

— Вообще-то есть, — сказал Финн. — Мы можем просто дать им то, чего они хотят. Я и Белл, мы…

— Нет.

Она сказала это так, что Финн замолчал на полуслове. Он выглядел подавленным, расстроенным, и Маркус знал, почему.

— Знаете, — сказала вдруг Элайза. — Они называют нас небесными людьми. Из-за голубого флага, символа этой проклятой сотни. Но я сейчас подумала… Может быть, мы и правда небесные люди? Мы как будто улетали в космос на эти пять лет, а теперь вернулись домой.

— Домой? — усмехнулся Беллами. — Принцесса, не говори глупостей. Никакого дома нет. И уже не будет.

— Будет, — возразила Элайза. — Мы сами создадим для себя новый дом. Новый мир. Новую жизнь. Судьба дала нам второй шанс, и мы обязательно им воспользуемся.

Чем ближе к полуночи подходило время, тем больше землян собиралось вокруг лагеря. Было видно, что они совершенно не боятся мертвецов: похоже, выставленные дозорные прекрасно справлялись с обеспечением безопасности. Как только стемнело, земляне зажгли факелы и теперь лагерь был как будто в центре огромного погребального костра.

Они собрались вместе еще раз, у хозблока.

— Мы с тобой можем просто выйти и сдаться, — предложил Беллами Финну. — Тогда у нее не останется выбора, кроме как принять мир землян.

— Я не позволю, — возразила Рейвен. — Это верная смерть.

— Но если кто-то и должен погибнуть сегодня, то это мы, — сказал Финн с горечью. — Это мы оставили их там умирать, это мы бросили их на съедение чудовищам.

— А мы вчера убивали их током, даже не дав приблизиться к лагерю. И кто из нас после этого виновен?

Получалось, что виновны все. Только Маркус и Октавия не участвовали в споре: он — потому что не мог найти выхода, она — потому что не знала, есть ли он вообще.

В темноте кто-то двигался по направлению к ним. Они притихли, приглядываясь.

— Пора, — сказал Джим, приблизившись. — Время.

В тяжелом молчании они пошли к воротам. Маркус ухватил Джима за рукав:

— Ты тоже думаешь, что она поступает правильно?

— Не знаю. Но у меня не хватило мужества отобрать у нее это решение и забрать его себе. Поэтому мне остается только подчиниться.

Маркус понял, что все произошло как он и ожидал: смена власти не заставила себя ждать, Элайза забрала ее себе легко, быстро, не прилагая к этому ровным счетом никаких усилий.

Вот только надолго ли она удержит эту власть в своих руках?

Это зависело от того, останется ли она в живых этой ночью.

***

Ее провожали словно на эшафот. Обнимали, пожимали руки, Октавия обхватила за шею и поцеловала в лоб, Финн схватил за пальцы и попытался остановить, и даже Рейвен вместо обычной усмешки посмотрела с грустью.

Ей хотелось сказать: не волнуйтесь, все будет в порядке, но она не была в этом уверена. Ей хотелось сказать: дайте мне сделать то, что я должна, но и в том, что должна, она не была уверена тоже.

Она знала одно: мир, который должен был начаться с казни, — это плохой мир. И так не должно было быть.

Вывели пленников: мужчина смотрел, нахмурившись, девочка дрожала — то ли от страха, то ли от ночного холода.

— Не бойся, — ласково сказала ей Элайза. — Сегодня ты вернешься домой.

— Принцесса, — Беллами поймал ее уже у ворот и за воротник рубашки притянул к себе. — Ты уверена?

— Нет, — улыбнулась она. — Но разве у меня есть другой выбор?

Он отпустил ее, и она вместе с пленниками вышла за ворота. Посмотрела на стоящих впереди толпы Густуса и Индру.

— Идите, — шепнула. — Идите домой.

Девочка сделала неуверенный шаг. Затем второй. И со всех ног побежала вперед. Мужчина остался стоять.

— Иди, — улыбнулась ему Элайза. — Ты свободен.

На его лысой, покрытой татуировками голове играли блики огней. Он похож был сейчас на греческого бога: огромный, сильный, пугающий.

— Ты понимаешь, что она убьет тебя? — спросил он, не двигаясь.

— Да. Я это понимаю.

— И они… Те, кто отпустил тебя. Они понимают это тоже?

Элайза покачала головой и он кивнул, будто получив ответы на все вопросы.

— Кровь за кровь, — сказал он с горечью. — Иногда мне кажется, что это правило слишком тяжелое для новорожденного мира.

— Или… — улыбнулась Элайза. — Или в новорожденном мире только такое правило и может работать.

Это было так странно: стоять вдвоем перед толпой вооруженных людей, стоять в темноте, разрываемой только огнями факелов, стоять с врагом, с тем, кто изначально был врагом и должен был оставаться им в дальнейшем, и разговаривать. Просто разговаривать: как будто ничего не происходит, как будто мир все еще просто мир, и цивилизация не рухнула, а по-прежнему подпирает собой нравственные и моральные нормы.

— Мое имя Линкольн, — услышала она. — Я хочу, чтобы ты запомнила это имя.

— Я запомню. Обещаю.

Рев толпы ознаменовал собой приход полуночи. Элайза кивнула Линкольну последний раз, и он ушел, скрывшись среди своих людей. А навстречу Элайзе шагнула Индра.

— Каким будет твое слово, небесная девчонка? — сквозь зубы спросила она.

— Моим словом будет: ubi culpa est ibi poena subbesse debet. Где есть вина, там должно быть и наказание.