Девять этажей вниз

А на огромном бежево-желтом лице Пустыни лежало 2 больших голубых озера. Озера были какие-то странные, одинаково продолговатые с одинаковыми холмами под ними, на которых росли одинаковые черные камыши. А со дна озер, казалось, выглядывает Душа самой Пустыни.

– 

Привет, Солнце, – сказала мне Пустыня, завив две небольшие песчаные бури под огромным длинным холмом.

– 

Я не Солнце, – ответила я, помахивая желтым кленовым листиком, – Солнце умерло.

– 

Солнце не может умереть, – ответила Пустыня, – Иначе я перестану существовать. Кто будет меня согревать? Кто будет сушить мои слезы? Кто тогда будет ко мне приходить каждый день?

– 

Никто, – ответила я, – ибо жизнь – это когда никто не приходит, когда кого-то очень ждешь, и когда ничего не случается, когда очень хочешь, чтобы что-нибудь случилось. Это бездонная бездна

, куда засасывает тебя, как в Черную Дыру.

Пустыня молчит. Пустыня не может мне ответить. Застелив свои большие голубые глаза песчаными барханами, она думает о своем и задевает Небо своими пальмами-ресницами.

Тишина завораживает.

Тишина умиротворяет.

И умерщвляет.

Высохший кленовый лист пролетает мимо лица Пустыни и падает мне в ладони.

Становиться печально.

В сумерках восходящего солнца мне дают лекарство от апатии.

***

Кутаюсь с головой в шершавое больничное одеяло, но не ощущаю тепла.

– 

Ты думаешь, у тебя в жизни есть смысл? – задает Болезнь мне вопрос.

“Какой смешной вопрос”, – думаю я, замерзая от холода под этим жестким оранжевым одеялом. Пытаясь найти ответ, я смотрю на голубое небо. В небе болтается лампочка, как капля света, и я думаю, что свет – это белая вода, которая испаряется с лампочки и невидимым паром застилает глаза.

– 

Болезнь не перехитрить, – говорю я небу, и отворачиваюсь к стене.

И больно бьюсь головой.

Плачу от безысходности.

***

Черный человек выпивает остатки водки и заказывает еще.

– 

Тебе плохо не будет?

– 

А какая кому разница? – отвечает он.

– 

Правильно, никому.

– 

Я не хочу падать сам. Я не люблю летать. Но я падаю и падаю вниз. Как высушенный лист. Но еще не осень. И даже не конец лета. Сейчас только начало. Начало всего. Но я уже падаю. Хочешь упасть со мной?

– 

Я хочу летать, – отвечаю я.

И прыгаю с парашютом вниз. В бездну. И страх сковывает ноги. И адреналин зашкаливает за отметку “Максимум”. И кричу. И считаю. И дергаю за кольцо. И парю.

– 

И чушь. Я не люблю летать. Я боюсь летать….

Я боюсь…

Шесть

– 

ВАС ВЫЗЫВАЮТ!!! – кричит мне на ухо секретарша.

Вырываюсь из плена призрачных снов с больной головой.

Дождалась.

Наконец-то.

Вхожу в полутемный кабинет, заставленный шкафами с посудой для клиентов, местного начальства и начальства из Центра, как в гробницу Тутанхамона: с любопытством и страхом перед древнейшими проклятиями.

И затхлый воздух помещения, которое давно не проветривалось, подтверждает мои ощущения.

Она смотрит на меня своими черными глазами – буравчиками.

Губы уже заранее искривлены в недовольной улыбке.

– 

Вы опять пришли на работу не в корпоративном виде. Вы куда пришли, в банк или на дискотеку? Сколько Вам можно говорить об этом?