Девять этажей вниз

Это я тебе говорю. По-дружески. Тем более такого, как он.

Все еще говорит Она.

– 

Этот парень не для тебя. Я это точно знаю. Посмотри на него. Все с него гонят.

Она говорит:

– 

Поверь мне. Я там была, там ничего интересного нет. Он не для тебя.

Смотрю на нее и вдруг спрашиваю:

– 

А ты случайно не знаешь, к чему снятся мертвые кошки?

Вечерний перекур заканчивается, выхожу из курилки, иду на свое рабочее место.

***

Дождь все еще теребил уставшее стекло. Далеки и одинокий собачий лай все так же тоскливо доносился через открытое окно.

Очередной графин с водкой подходил к концу, а Пьяный Человек все еще что-то спрашивал:

– 

Что это такое? – показывает мне мою правую руку.

– 

Шрам.

– 

Откуда у тебя шрам?

– 

Не знаю, он у меня столько, сколько я себя помню.

– 

А сколько ты себя помнишь? – и я начинаю вспоминать свои сны про Пустыню и зеленого демона, которого сжигаю раз за разом прямо у себя в руках.

– 

Сколько

я себя помню, – повторяю я про себя, – Вечность.

***

История про Вечность.

Жил как-то один старец, обычный пенсионер, ходил на рынок, получал пенсию, судачил с соседями о правительство, иногда пил с ними пиво и ездил на дачу копаться в земле.

Как-то раз к нему приехал маленький внук. Как увидел он этого старца, удивился очень: нельзя быть таким старым, и спросил у него:

– 

Деда, а ты давно живешь? Ты видел динозавров?

Старец усмехнулся и шлепнув домино о деревянный стол сказал:

– 

Что значит видел динозавров? Это тоже самое, что сказать, что ты, когда подрастешь, будешь гулять без скафандра по пустыням Юпитера. Совсем другой вопрос, давно ли я живу. Видишь это домино?

– 

Вижу, – сказал внук.

– 

Я его купил, когда мне было 27 лет, еще в СССР. Сейчас мне за 80 и я, возможно, скоро умру. И когда я умру твоя мать выкинет это домино на свалку. И забудет про него. А я – не забуду. И когда-нибудь в следующей жизни я найду его где-нибудь на раскопках древней цивилизации советов.

И сказал он:

– 

Нет, внучек, я не видел динозавров, но я всю жизнь проработал на заводе слесарем, и все, что я помню сейчас, это как я два месяца подряд в лесах Северной Франции выдалбливал из камня наконечник для копья. Все мои воспоминания – на моих руках, в моих тысячелетних мозолях. – И он сказал, – Посмотри на свои ладошки, может быть, ты тоже что-нибудь вспомнишь.

Но внук уже его не слушал, он спал, заснул от его рассказа.

***

– 

Знаешь, Пьяный человек, история человечества выброшена на мусорную свалку, зарыта в заброшенных могилах, забыта в засыпанных песком пустырях. А Вечность – это постоянная эрозия вновь созданного, и только она, эта эрозия, хранит память тысячелетий. Спроси у моего шрама, откуда он взялся, и может он тебе ответит.

***

Хотя нет, на самом деле все было не так.

Это маленькая девочка плакала в туалете, заливая морем слез нижние этажи..

Это девочка с юрлиц.

Сижу рядом с ней и вопросами пытаюсь добится правды.

– 

Что случилось? – спрашиваю я.

– 

Ничего, – говорит она и опять заливается слезами.

– 

Не ври, что-то с парнем? – она в ответ только качает головой, – Что случилось?

– 

Я не хочу тебя вмешивать.

Делаю затяжку: первую, вторую.

Выдыхаю дым прямо в вытяжку: «Боже, как хочется домой!»

– 

Ты меня уже втянула. Если ты сейчас мне все не расскажешь, приведу безопасность и будет еще хуже.

Девочка заливается еще большими слезами

– 

Я не могу.

– 

Тогда я пошла.

– 

Подожди. Это юр. лицо. Последнее, которое мы собираемся кредитовать. Они просто обналичат деньги и убегут из страны.

– 

Откуда ты это знаешь?

– 

Они пообещали мне деньги, если я научу их, как правильно оформить документы.

– 

Заплатили уже?

– 

Еще нет.

В холодном поту выхожу из туалета: девочке не заплатили, заплатили другому человеку.

И за полчаса до начала Кредитного комитета иду в отдел безопасности.

Четыре