Девять и одна жизнь

– Мне они не очень нравятся, – призналась Марина, – я как-то больше по собакам. У нас в семье был пёс, когда я была маленькая, охранял меня, относился как к младшей. Мы так горевали, когда его не стало! После этого долго не хотели никого заводить, так было тяжело… Ну а Маркиз… его мне притащила сестра, подарила на день рождения. Кто-то раздавал полупородистых бесплатно, чтобы не топить…

– Очень красивый, – отметила мать, бросив взгляд мимо Дениса, куда-то в сторону его прежнего обиталища, приклеившегося пятой точкой к дивану.

– Да, кстати, – она вдруг вскинула палец, как будто вспомнила что-то чрезмерно важное, и полезла в пакет, невесть откуда нарисовавшийся у ее ног, – Ты же совсем ничего не видела.

Мать извлекла потрёпанный семейный альбом и открыла его в начале.

– Смотри, какой карапуз, – она хихикнула. Марина с интересом подвинулась к распахнутым страницам.

– Это мы в Анапе. Два года, а как носился по пляжу, голожопик!

Ну мама… – только и подумал Денис.

– Модная кепочка, – девушка не удержала улыбку.

– А здесь с бабушкой в деревне. Первый раз увидел корову.

– Детский садик. Видишь, с открытым ртом?

– Спектакль на утреннике. Был самым страшным в мире тигром!

– Первый класс. Весь зареванный, учительнице пришлось утешать. Думал, что его оставят там навсегда.

С потолка шлепнулся какой-то сгусток кремового цвета, прямо в центр альбома.

– Ездили в Тверь на экскурсию.

Кап. Кап.

– Снова в деревне…

Они словно не замечали, как странная жижа уже льется сверху вязким водопадом, растекаясь по столу и свисая с его краев, пока они продолжали обсуждать снимки как ни в чем не бывало.

Внезапно на комнату сверху, как лавина, обрушилась тьма, и сплошная черная пелена хлынула из окон, хотя только что на улице стоял ясный день. Только узкий столб бледного света спускался оттуда, где потолок источал густую субстанцию, рядом с люстрой. В этом неверном освещении фигуры двух людей размылись в неровные силуэты с тускло горящими угольками глаз.

К этому времени мерзость уже покрыла весь пол и поднималась вдоль стен, и тишину нарушало лишь ее плотное шевеление, будто в ее глубине копошилось множество земляных червей. Постепенно мрак начал редеть, но свет, казалось, не имел источника. Он распространялся из ниоткуда, рассеивая гущу тьмы между потолком и уровнем жидкости, которая теперь приобрела более темный цвет и будто покрылась бордовыми прожилками. Рядом со столом начал вздуваться пузырь, поднимаясь все выше и выше, и когда он расплылся по сторонам вместо того, чтобы лопнуть, перед Денисом предстало полусгнившее тело.

– Ты не справился, – раздался приглушённый голос, и Денис с ужасом узнал в нем Ольгу.

– Ты спрятался. Ты сдался.

Двое за столом наконец обратили на него взор, резко и с хрустом повернув к нему головы. И он пожалел о таком внимании, потому что они были под стать Ольге, гнилые и полуразложившиеся.

– Ты оставил нас…

– Я не виноват, что меня превратили в животное! Я пытался хоть как-то помочь! – он воскликнул в отчаянии и панике.

– Ты не суме…

***

– …Смотри, дёргает лапами.

Денис открыл один глаз и увидел прямо перед собой Марину.

– Наверное, приснилось что-то, – Она обернулась к парню, но тому было безразлично все, кроме двигающихся картинок.

Из кошмара в кошмар, подумал Денис. – Но мне определенно не хотелось бы остаться там.

Ах, Маркиз, Маркиз. Неужели и тебе в твоих кошачьих снах являлись ужасные вещи.

***

Дни, бесконечные и тягучие, как разлитый клей, проходили, сменяя друг друга. Казалось, что жизнь, надорвав живот над своей шуткой, наконец успокоилась и сбавила ритм. И хотя предыдущие дни тоже не пролетали вихрями, они так или иначе были насыщены событиями. Сейчас же, когда бытие в особом, извращённом смысле устаканивалось, каждое новое утро не сулило ничего, кроме скуки, безделья и тянущей тоски.

Наблюдать за Маркизом становилось все бесполезнее. Он дорвался до плодов технического прогресса и все свое время не отлипал от экрана, проводя часы за просмотром идиотских роликов и бестолковых передач по ТВ. Содержание его не слишком занимало, в редких случаях он делал осознанный выбор – смотрел то, что приглянулось, или же наоборот, пропускал то, что было испытанием для его терпения. Он вел себя как совершенный ребенок и нисколько не торопился пользоваться умственным багажом прежнего владельца, только если это не обещало развлечения.