Девять кругов мкАДА

Батюшка спросил, когда это началось, и Оксана поняла, что началось-то давно, как стали Вику одну отпускать гулять. Ваганьковское. Введенское. Даниловское. Троекуровское. Вика прятала в карманы пару шоколадных конфет из вазочки на кухне, набирала бутылку воды, вешала на плечо полупустой рюкзак и ехала «гулять». Сколько Оксана ее ни спрашивала, зачем, что она забыла на этих кладбищах, – молчок. Только раз Вика обратила на мать свои задумчивые голубые глаза и сказала: «Там спокойно».

Точно Кинг. И его «Кладбище домашних животных».

Оксана шагала привычной дорогой: по главной аллее вдоль могил ветеранов Великой Отечественной, потом налево, к аллее 22А. Солнце припекало макушку. Оксана остановилась, козырьком приставив ладонь к глазам. 22 же? Ничего не видно при таком ярком свете…

Однажды ей все же удалось немного разговорить дочку. Вика восторженно выдала: каждое кладбище охраняет Хозяйка – первая женщина, что тут похоронена. Когда заходишь, нужно поздороваться с ней, спросить разрешения. Оксана оглянулась на ворота. Никакой женщины там, конечно, не было – только вереница людей, прижимающих к груди грустные букеты.

«Хозяйке, мама, что-то сладкое всегда подносят – шоколад или вино, лучше красное. Оставить на перекрестке или у случайной могилы, куда тебе самой подойти захочется. Если Хозяйка примет подношение, придет черная кошка или собака. Или птичка сядет на ветку ближайшего дерева и зачирикает. А если никого, тебе, скорее всего, не рады».

Пальцы нащупали в кармане свернутый кулек. Ириска? Наверняка. Недавно была у парикмахера, там на ресепшене давали. Мелькнула мысль оставить конфету на перекрестке, но Оксана отмела ее. Еще не хватало на чужих могилах мусорить.

Она вскинула голову и пошла дальше. Вдоль аллеи, уходящей в глубь кладбища, вырастали знакомые памятники: роскошный мраморный, с искусственными гиацинтами, – в память известному советскому профессору; за ним – пара скромных, с квадратными плитами и вьюнками по периметру. За поворотом ряд прерывался оврагом с покосившимися крестами и болотцем. Глаз уловил быстрое, едва заметное движение – что-то мелькнуло между сгнивших деревянных кольев. Оксана моргнула. Наверное, паутина переливается в солнечных бликах или стрекоза махнула блестящим крылом.

Она пошла быстрее.

– А еще, мама, – верещала Вика, болтая ногами, сидя у них на кухне, – на кладбище есть очень старые могилы, за которыми никто не смотрит. Никто их уже не помнит, и сами они не понимают, что умерли. Просто ушли раньше срока – от несчастного случая, от рук убийцы, или сами на себя руки наложили. Вот и маются после смерти, ищут кого-то, кто позвал бы их, помянул добрым словом.

Оксана тогда остановилась посреди кухни и долго, внимательно смотрела на дочь.

– О чем ты думаешь?! – наконец выпалила она, чувствуя, как в груди поднимается возмущение вкупе со страхом. – Мертвые люди! Ты в своем уме? – Но заметив, как Вика замкнулась, быстро поправилась: – Дочка, ну нельзя же так. Ты так говоришь, будто они твои друзья. Или соседи. Давай лучше о чем-нибудь другом.

Но о другом Вика говорить не хотела.

Оксана дошла до поворота в новый сектор и остановилась, вспоминая, куда дальше. Взгляд скользил по надгробиям, нарочно не останавливаясь на именах: ей казалось, если прочесть их, позвать, люди под землей откликнутся.

Снова что-то мелькнуло на краю бокового зрения, темное и юркое. Оксана зажмурилась, открыла глаза – ничего. Несмотря на праздник, полную маршрутку и выходной день, на аллее она стояла одна. Куда все подевались? Оксана зачем-то снова сжала конфету в кармане и быстро зашагала вперед, к знакомым могилам.

«Мамочка, папочка, здравствуйте!» – прошептала она через несколько минут, выйдя наконец к двум оградкам, вплотную стоящим друг к другу.

* * *

Оксана обтирала серую плиту байковой тряпочкой.

– И в кого она такая? – бормотала она еле слышно. – Я ведь тоже книжки читала по молодости. Жюль Верн, Стругацкие… Весь наш книжный шкаф – помните, в старой квартире стоял, – перечитала, пока в школе училась. Правда, сама не сочиняла ничего. Ну так и что ж? А эта как будто сразу великой писательницей сделалась…

Солнце немилосердно припекало. Оксана уже несколько раз пожалела, что не взяла ни косынки, ни хотя бы питьевой воды. На кладбище только техническая, из-под крана – смочить тряпочку, ополоснуть руки. С утра обещали двадцать градусов и ветер, а на кладбище стоял полный штиль: тускло-зеленые кроны деревьев вдалеке едва шевелились. В воздухе застыло серовато-мутное марево, будто реальность пронизывала тонкая паутинка. Было так тихо, что Оксана слышала редкие удары лопаткой – на другом конце ряда дедок в панамке самозабвенно вкапывал в землю желтые нарциссы. Вдруг он поднял голову и посмотрел на Оксану.

– Здравствуйте, – одними губами произнесла Оксана.

Секунд тридцать дедок молча пялился. Потом вернулся к цветам. В голове снова зазвучал голос Вики:

«Не здоровайся и вообще не заговаривай ни с кем на кладбище. Мало ли, кто тебя услышит. И не оглядывайся, когда уходишь, – это для мертвых приглашение пойти следом…»