Девять ночей (СИ)

На море всегда спокойно и тихо. Не в том плане, что здесь никогда ничего не происходит, нет. Здесь никого нет, не с кем разделить одиночество и не с кем говорить.

Море — одна сплошная бесконечность воды.

Где-то глубоко в его глубинах мерно и неспешно двигается Мировой Змей. Иногда статичный покой нарушает Эгир или многочисленные женщины его семьи. Но это всё не то; это всё не так, и Ньёрд добровольно отчуждается от них.

Он наслаждается. Он упивается. Он страдает. И получает от этого почти извращённое удовольствие.

Одиночество одновременно и тяготит его, и радует. Он добровольно ищет его, а когда находит неизменно чувствует внутри себя бесконечную, как море, тоску, что не проходит, но отравляет его.

Медленно, по капле, каждый день снова и снова.

Уныние расползается по венам апатией. Нежеланием что-либо делать, ведь нет в этом никакого смысла. Нет никого, для кого эти действия были бы действительно значимыми, как и нет никого, кто мог бы по достоинству их оценить.

Вернее… Они есть. Но Ньёрд добровольно их не замечает.

Он плавится в этом котле. Серая склизкая вязкость, что оплетает его по рукам и ногам, выше, сдавливая горло, расползаясь по груди, проникая между рёбер. Несчастный, вечно уставший, бесконечно одинокий страдалец, падающий в пучину всё глубже и глубже.

В бездну, что во стократ опаснее морской бездны; на встречу чудищам, в сравнении с которыми Мировой Змей — безобидная змейка.

Уныние, безграничное, не проходящее уныние. Ну же, Ньёрд, осмотрись по сторонам и ответь себе на вопрос, зачем ты делаешь всё это? Вокруг тебя одна вода и никого; когда ты сходишь на берег, тебя сторонятся, потому что ты везде чужой. Ты снова и снова уходишь в плавание, но, признайся себе, Ньёрд, тебе ведь всё это так надоело…

Бессмысленность, апатия, незнание, непонимание. И уныние, долгое, тянущееся уныние, ядовитая тоска, которую уже давно ничем не заглушить. Давай, Ньёрд, всё равно всем уже давно плевать. А ты заслужил покой и отдых…

Он добровольно поддаётся чёрному шёпоту, размягчающему мысли. Смысл давно был утрачен (а был ли он вообще?), и бездна манит к себе, зазывает.

«Отринь всё»

«Ты никому не нужен»

«Ты одинок»

На задворках сознания, возможно, Ньёрд знает, что это не так. На задворках сознания, возможно, он знает, что сам добровольно обрывает все связи и выставляет себя страдальцем. Но уныние его так велико и сильно, что последние силы утекают в безграничное море.

В конце концов, он поддаётся.

В конце концов, он признаёт своё поражение.

Уныние пожирает его душу. Растворяет в себе, и Ньёрд погружается в него окончательно и бесповоротно. Смысла, как и сил, нет уже давно, и кинжал твёрдо лежит в руке.

… в бескрайнем море дрейфует старый одинокий драккар. Парус его истерзан ветрами и птицы-падальщики — его вечные спутники. Нет у драккара ни команды, ни капитана, никого нет на нём. Кроме удивительно хорошо сохранившегося тела мужчины с перерезанным горлом. Кровь из страшной раны давно впиталась в древесину, окрасив её в бурый.

Ничто уже давно не напоминает о свершившемся здесь преступлении. Избавлении и проигрыше, триумфе уныния над жизнью. И на море всё также спокойно и тихо.

========== Вопрос 14 ==========

Комментарий к Вопрос 14

«Открываем новостную ленту и пишем ответ по первой увиденной записи. Чем не обычнее она будет - тем лучше!»

«Что думаешь о расставании с Скади?»

Море последние дни спокойно и почти недвижимо. Драккар с тихим плеском идёт промеж ленивыми волночками, которые и волнами-то язык не поворачивается назвать. Море — словно зеркало души Ньёрда. И это почти угнетает.

Ван-мореход стоит на носу корабля, вглядываясь в синюю даль. Безбрежную и спокойную — почти такую же, как безбрежная и спокойная даль в его душе.

Лишь одно гложет её, и Ньёрд, при всей своей суровости и замкнутости, никак не может победить единственную печаль.

Однажды он уже потерял жену, которую любил так сильно и бесконечно, как не раскидывается даже Мировой Океан. Он потерял её, сестру и супругу, которой принадлежало не только горячее огромное сердце сурового воина, но и вся его душа, весь дух. Она была смыслом его жизни, его единственной отрадой.

А потом река забвения забрала её. И Ньёрд думал, что вместе с ней погиб и сам, но…

Случайный брак, шутка норн, не иначе, будто заново вдохнул в него жизнь. Растопил льды, разбил камень, в который Ньёрд заковал сам себя, желая уйти от боли, избавиться от неё и исцелиться. Он вновь наполнил его смыслом и вновь дал познать любовь, чего Ньёрд, быть может, не хотел вовсе.

О чём, на самом деле, мечтал бесконечно долгие ночи невыносимого одиночества.

Однако нравы их со Скади, такой же холодной и неприступной, как и он сам, отличающейся во всём от милой, кроткой, доброй Нертус, были слишком похожи, а вместе с тем — слишком различны. Не суждено было им ужиться вместе и это был лишь вопрос времени, когда она покинула бы его.

Ньёрд знал это и осознавал, а потому не препятствовал. Тем более что Скади не отреклась от их брака и в редкие встречи их всегда была рада видеть супруга.