Ничто не проходит мимо бесстрастного Стража. Он стоит на границе миров и бдит, бдит, бдит… Несёт свою нелёгкую службу, и ничто и никто не тревожит её.
Молчание и статичность окутывают светлейшего из числа асов. Стоит он неподвижно, не мигая глядя в бесконечное пространство всех девяти миров. Он выполняет свой долг, чтобы в самом конце стать первым, кто узнает о приближении погибели.
И тогда Страж превратится в Глашатая.
Но сейчас служба его спокойна и размеренна. И никто не нарушает это почти торжественное уединение. Никто и не должен, ведь нельзя зоркому и чуткому Хеймдаллю предавать свой долг и отвлекаться от него, ведь ответственность, что лежит на нём, слишком высока и почётна.
Хеймдалль не может пренебречь ею.
А потому ни для кого не делает он исключений и продолжает стоять на своём месте до тех пор, пока ему положено. Разве что…
— Что видит твой зоркий глаз, сын мой? Что слышит твой чуткий слух? — голос отца всегда твёрд и властен, и перед ним, своим господином и повелителем, Хеймдалль всегда в почтении склоняет голову.
— Много чего видит мой зоркий глаз, отец мой, много чего слышит мой чуткий слух. Коль не спешишь ты и коль согласишься остаться подольше и выслушать мой рассказ, то я поведаю тебе эти сокровенные тайны девяти миров…
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Боги, которые так или иначе умирали, расскажите о своей смерти»
Для него это не становится неожиданностью. Хеймдалль, зоркий страж богов, первым узнаёт о начале конца. Гьяллархорн разрывает тяжёлую гнетущую тишину предзнаменования, символизируя собой начало конца.
Он идёт во главе эйнхериев, один из первых, рядом со своими братьями и отцом. Под их тяжёлой поступью трясутся горы, осыпаясь крошкой, и разверзается земля. Они выходят на бой и останавливаются напротив своего врага — ратного войска, во главе которого стоят сыны Муспельхейма. Жар и огонь расходятся от них, и плавится от них металл, и реки лавы текут в трещинах земли. Пламя пожирает деревья, и всё вокруг — огненное буйство, жар, от которого пот стекает ручьями, а доспехи обжигают кожу. Всё вокруг оранжево-красное и чёрное, и Гибель Богов подобна лесному пожару.
Хеймдалль трубит в рог — на сей раз обычный, боевой — и призывает воинов к строю. Сейчас решится их судьба, судьба их всех, и каждый здесь найдёт своего противника.
Локи стоит напротив него. Он щурит глаза и растягивает уродливые, покрытые шрамами губы в жутком ядовитом оскале.
— Ты пробудил богов слишком поздно, Хеймдалль, — его голос сочится ядом ещё более опасным, чем тот, что стекал ему на голову из пасти змеи, подвешенной Скади. — Я мечтал об этом дне, Хеймдалль. Лишь мысль о нём спасала меня от безумия тогда, когда во тьме я был прикован к камню кишками собственного сына.
Они бросаются в бой одновременно. Так же, как и тогда, когда сражались за ожерелье Фрейи Брисингамен. Тогда Хеймдалль победил, но сейчас он знает, что это не произойдёт.
Они лежат рядом, смертельно раненные и умирающие. Жизнь медленно угасает в глазах их обоих, но прежде чем это случится, Хеймдалль видит. Видит как и всегда намного дальше других.
Он видит, как Видар разрывает пасть Фенрира, мстя за их отца. Видит, как рядом с ним встаёт Вали, и братья-мстители занимают место Одина так же, как Магни и Моди занимают место Тора.
Он видит, как в тени ветвей священного ясеня, что не сможет коснуться неистовое пламя Сурта, укрылись двое людей. Лив и Ливтрасир, те, кто дадут человечеству жизнь так же, как когда-то Аск и Эмблу, — он, отец всех людей, заводит их туда, спасая от гибели. Даруя надежду на возрождение, выполняя своё главное предназначение.
Хеймдалль слабо улыбается в последний раз. Он знает, что за смертью следует жизнь. Вечный цикл, что никогда не прервётся. А потому он умирает с чистым сердцем и спокойной душой.
Он выполнил свой долг.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
«Как же так вышло, что у тебя целых 9 матерей? Они все тебе родные? Если да, то как ты появился на свет в таком случае?»
На самом деле, Хеймдалль не знает, кто его мать. Знает лишь то, что отцом ему приходится Один — многомудрый, он никогда не отвечает ещё совсем молодому стражу на его серьёзный вопрос.
«Кто же всё-таки моя мать?»
Девять прекрасных дочерей Эгира заботятся и играют с золотым младенцем в подводных палатах своего отца. Каждая из них — его мать, лелеющая и поющая колыбельные. Укачивающая на своих нежных и обманчиво хрупких руках — все они в равной степени берут на себя ответственность, и каждая из девяти нараспев отвечает на вопрос своего сурового отца.
«Я мать этого прекрасного младенца»
Эгир, в итоге, смиряется, пока его дочери хитро переглядываются друг с другом. Они хранят тайны верно и нерушимо, и каждая унесёт знание с собой в могилу, когда придёт время.
А золотой ребёнок растёт в окружении девяти матерей. Все они — его настоящие родительницы, по крайней мере, Хеймдалль не может думать иначе, ведь каждая из них приходится ему матерью с первых мгновений жизни чудно́го дитяти.
Руки каждой из них — родные руки.
Голоса каждой из них — родные голоса.