Девять рассказов

Молодой человек глубокомысленно кивнул и стал пятиться к своему креслу.

– Это, знаете ли, одно из немногих мест, где можно достать качественную верблюжью шерсть. – Он сел. – И долго она там пробыла?

– Что? – спросила Джинни.

– Ваша мама долго там пробыла? Я потому спрашиваю, что моя мама провела там декабрь. И часть января. Обычно я езжу с ней, но этот город был такой суматошный – я просто не мог вырваться.

– Она была там в феврале, – сказала Джинни.

– Изумительно. А где она останавливалась? Вы не знаете?

– У моей тетки.

Он кивнул.

– Разрешите узнать, как вас зовут? Полагаю, вы подруга сестры Фрэнклина?

– Мы из одного класса, – сказала Джинни, оставляя первый вопрос без ответа.

– Вы не та знаменитая Мэксин, о которой рассказывает Селина?

– Нет, – ответила Джинни.

Молодой человек вдруг принялся чистить ладонью манжеты брюк.

– Я с ног до головы облеплен собачью шерстью, – пояснил он. – Мама уехала на уикэнд в Вашингтон и водворила своего пса ко мне. Песик, знаете ли, премилый. Но что за гадкие манеры! У вас есть собака?

– Нет.

– Вообще-то, я считаю – это жестоко, держать их в городе. – Он кончил чистить брюки, уселся поглубже в кресло и снова взглянул на свои ручные часы. – Случая не было, чтобы этот человек куда-нибудь поспел вовремя. Мы идем смотреть «Красавицу и чудовище» Как-то – а на этот фильм, знаете ли, непременно надо поспеть вовремя. Потому что иначе весь шарм пропадает. Вы его смотрели?

– Нет.

– О, посмотрите непременно. Я его восемь раз видел. Совершенно гениально. Вот уже несколько месяцев пытаюсь затащить на него Фрэнклина. – Он безнадежно покачал головой. – Ну и вкус у него… Во время войны мы вместе работали в одном ужасном месте, и этот человек упорно таскал меня на самые немыслимые фильмы в мире. Мы смотрели гангстерские фильмы, вестерны, мюзиклы…

– А вы тоже работали на авиационном заводе? – спросила Джинни.

– О боже, да. Годы, годы и годы. Только не будем говорить об этом, прошу вас.

– А что у вас тоже плохое сердце?

– Бог мой, нет. Тьфу-тьфу, постучу по дереву. – И он дважды стукнул по ручке кресла. – У меня здоровье крепкое, как у…

В дверях появилась Селина, Джинни вскочила и пошла ей навстречу. Селина успела переодеться, она была уже не в шортах, а в платье – деталь, которая в другое время обозлила бы Джинни.

– Извини, что заставила тебя ждать, – сказала она лживым голосом, – но мне пришлось дожидаться, пока проснется мама… Привет, Эрик!

– Привет, привет!

– Мне все равно денег не нужно, – сказала Джинни, понизив голос так, чтобы ее слышала одна Селина.

– Что?

– Я передумала. Я хочу сказать – ты все время приносишь теннисные мячи, и вообще. Я про это совсем забыла.

– Но ты же говорила – раз они мне ни гроша не стоят…

– Проводи меня до лифта, – быстро сказала Джинни и вышла первая, не прощаясь с Эриком.

– Но, по-моему, ты говорила, что вечером идешь в кино, что тебе нужны деньги, и вообще, – сказала в коридоре Селина.

– Нет, я слишком устала, – ответила Джинни и нагнулась, чтобы собрать свои теннисные пожитки. – Слушай, я после обеда позвоню тебе. У тебя на вечер никаких особых планов нет? Может, я зайду.

Селина смотрела на нее во все глаза.

– Ладно, – сказала она.

Джинни открыла входную дверь и пошла к лифту.

– Познакомилась с твоим братом, – сообщила она, нажав кнопку.

– Да? Вот тип, правда?

– А кстати, что он делает? – словно невзначай осведомилась Джинни. – Работает или еще что?

– Только что уволился. Папа хочет, чтобы он вернулся в колледж, а он не желает.

– Почему?

– Да не знаю. Говорит – ему уже поздно, и вообще.

– Сколько же ему лет?

– Да не знаю. Двадцать четыре, что ли.

Дверцы лифта разошлись в стороны.

– Так я попозже позвоню тебе! – сказала Джинни.

Выйдя из Селининого дома, она пошла в западном направлении, к автобусной остановке на Лексингтон-авеню. Между Третьей и Лексингтон-авеню она сунула руку в карман пальто, чтобы достать кошелек, и наткнулась на половинку сандвича. Джинни вынула сандвич и опустила было руку, чтобы бросить его здесь же, на улице, но потом засунула обратно в карман.

За несколько лет перед тем она три дня не могла набраться духу и выкинуть подаренного ей на пасху цыпленка, которого обнаружила, уже дохлого, на опилках в своей мусорной корзинке.

Человек, который смеялся

Перевод: Рита Райт-Ковалева

В 1928 году – девяти лет от роду – я был членом некой организации, носившей название Клуба команчей, и привержен к ней со всем esprit de corps[2]. Ежедневно после уроков, ровно в три часа, у выхода школы № 165, на Сто девятой улице, близ Амстердамского авеню, нас, двадцать пять человек команчей, поджидал наш Вождь. Теснясь и толкаясь, мы забирались в маленький «пикап» Вождя, и он вез нас согласно деловой договоренности с нашими родителями в Центральный парк. Все послеобеденное время мы играли в футбол или в бейсбол, в зависимости – правда, относительной – от погоды. В очень дождливые дни наш Вождь обычно водил нас в естественно-исторический музей или в Центральную картинную галерею.