Девять рассказов

Селинин брат, словно его током ударило, отдернул здоровую руку. Он чуть выпрямился, вернее стал чуть меньше горбиться, и принялся разглядывать что-то на другом конце комнаты. Мятое лицо его приняло сонное выражение. Вставив ноготь между передними зубами, он извлек оттуда застрявший кусочек пищи и повернулся к Джинни.

– Ела уже? – спросил он.

– Что?

– Завтракала, говорю?

Джинни покачала головой.

– Дома поем. Мама всегда готовит завтрак к моему приходу.

– У меня в комнате половинка сандвича с курицей. Хочешь? Я его не надкусывал и ничего такого.

– Нет, спасибо. Правда не хочу.

– Ты же только что с тенниса, черт дери. Неужели не проголодалась?

– Не в том дело, – ответила Джинни и снова скрестила ноги. – Просто мама всегда готовит завтрак к моему приходу. Если я не стану есть, она разозлится, вот я про что.

Брат Селины, видимо, удовлетворился этим объяснением. Во всяком случае, он кивнул и стал смотреть в сторону. Но вдруг снова обернулся:

– Стаканчик молока, а?

– Нет, не надо… А вообще-то спасибо вам.

Он рассеянно наклонился и почесал голую лодыжку.

– Как звать того парня, за кого она выходит? – спросил он.

– Это вы про Джоан? – сказала Джинни. – Дик Хефнер.

Селинин брат молча чесал лодыжку.

– Он военный моряк, капитан-лейтенант.

– Фу-ты, ну-ты!

Джинни фыркнула. Он расчесывал лодыжку, покуда она не покраснела, потом принялся расковыривать какую-то царапину, и Джинни отвела взгляд.

– А откуда вы знаете Джоан? – спросила она. – Я вас ни разу не видела ни у нас дома, ни вообще.

– Сроду не был в вашем дурацком доме.

Джинни выжидательно помолчала, но продолжения не последовало.

– А где же вы тогда с ней познакомились?

– … вечеринка.

– На вечеринке? А когда?

– Да не знаю. Рождество, в сорок втором.

Из нагрудного кармана пижамы он вытащил двумя пальцами сигарету, такую измятую, будто он на ней спал.

– Брось-ка мне спички, а? – попросил он.

Джинни взяла коробок со столика у дивана и протянула Селининому брату. Он закурил сигарету, так и не распрямив ее, потом сунул обгоревшую спичку в коробок. Запрокинув голову, он медленно выпустил изо рта целое облако дыма и стал втягивать его носом. Так он и курил, делая «французские затяжки» одну за другой. Видимо, то была не салонная бравада, а просто демонстрация личного достижения молодого человека, который, к примеру, время от времени, может быть, даже пробовал бриться левой рукой.

– А почему Джоан воображала? – поинтересовалась Джинни.

– Почему? Да потому, что воображала. Откуда мне, к чертям, знать – почему?

– Да, но я хочу сказать – почему вы так говорите?

Он устало повернулся к ней.

– Послушай. Я написал ей восемь писем, черт дери. Восемь. И она ни на одно не ответила.

Джинни помолчала.

– Ну, может, она была занята.

– Хм. Занята. Трудится, не покладая рук, черт подери.

– Вам непременно надо все время чертыхаться?

– Вот именно, черт подери.

Джинни снова фыркнула.

– А вообще-то вы давно ее знаете? – спросила она.

– Довольно давно.

– Я хочу сказать – вы ей звонили хоть раз или еще там что? Я говорю – звонили вы ей?

– Не-а…

– Вот это да! Так если вы ей никогда не звонили, и вообще…

– Не мог, к чертям собачьим.

– Почему? – удивилась Джинни.

– Не был тогда в Нью-Йорке.

– Да? А где же вы были?

– Я? В Огайо.

– А, вы были в колледже?

– Не, ушел.

– А, так вы были в армии?

– Не…

Рукой, в которой была зажата сигарета, Селинин брат похлопал себя по левой стороне груди.

– Моторчик, – бросил он.

– Вы хотите сказать – сердце? А что у вас с сердцем?

– А черт его знает. В детстве был ревматизм. Жуткая боль…

– Так вам, наверно, курить не надо? То есть, наверно, совсем курить нельзя, и вообще? Врач говорил моей…

– Ха, они наговорят!

Джинни ненадолго умолкла. Очень ненадолго. Потом спросила:

– А что вы делали в Огайо?

– Я? Работал на этом проклятом авиационном заводе.

– Да? – сказала Джинни. – Ну и как вам, понравилось?

– «Ну и как вам понравилось?» – передразнил он с гримасой. – Я был в восторге. Просто обожаю самолеты. Такие миляги!

Джинни была слишком заинтересована, чтобы почувствовать себя обиженной.

– И долго вы там работали? На авиационном заводе?

– Да не знаю, черт дери. Три года и месяц.

Он поднялся, подошел к окну и стал смотреть вниз, на улицу, почесывая спину большим пальцем.

– Ты только глянь на них, – сказал он. – Идиоты проклятые.

– Кто?

– Да не знаю. Все!

– Если будете руку опускать, опять кровь пойдет, – сказала Джинни.

Он послушался, поставил левую ногу на широкий подоконник и положил порезанную руку на колено.

– Все тащатся на этот проклятый призывной пункт, – объявил он, продолжая глядеть вниз, на улицу. – В следующий раз будем воевать с эскимосами. Тебе это известно?

– С кем? – удивилась Джинни.

– С эскимосами… Разуй уши, черт подери.

– Но почему с эскимосами?

– Да не знаю. Откуда, к чертям собачьим, мне знать? Теперь все старичье погонят. Ребят лет под шестьдесят. Кому нет шестидесяти, брать не будут. Дадут им укороченный рабочий день, и все дела. Сила!

– Ну, вас все равно не возьмут, – сказала Джинни без всякой задней мысли, но, не успев закончить фразу, поняла, что говорит не то.