Девять рассказов

Пять раз подряд в субботу по утрам Джинни Мэннокс играла в теннис на Ист-Сайдском корте с Селиной Графф, своей соученицей по школе мисс Бейсхор. Джинни не скрывала, что считает Селину самой жуткой тусклячкой во всей школе – а у мисс Бейсхор тусклячек явно было с избытком, – но, с другой стороны, из всех знакомых Джинни одна только Селина приносила на корт непочатые жестянки с теннисными мячами. Отец Селины их изготовлял – что-то вроде того. (Однажды за обедом Джинни изобразила семейству Мэннокс сцену обеда у Граффов; в созданной ее воображением картине фигурировал и вышколенный лакей – он обходил обедающих с левой стороны, поднося каждому вместо стакана с томатным соком жестянку с мячиками.) Но вечная история с такси – после тенниса Джинни довозила Селину до дому, а потом всякий раз должна была выкладывать деньги за проезд одна – начинала действовать ей на нервы: ведь в конце концов мысль о том, чтобы возвращаться с корта на такси, а не автобусом, подала Селина. И на пятый раз, когда машина двинулась вверх по Йорк-авеню, Джинни вдруг прорвало.

– Слушай, Селина…

– Что? – спросила Селина, усиленно шаря под ногами. – Никак не найду чехла от ракетки! – проныла она.

Несмотря на теплую майскую погоду, обе девочки были в пальто – поверх шортов.

– Он у тебя в кармане, – сказала Джинни. – Эй, послушай-ка…

– О, господи! Ты спасла мне жизнь!

– Слушай, – повторила Джинни, не желавшая от Селины никакой благодарности за что бы там ни было.

– Ну что?

Джинни решила идти напролом. Они подъезжали к улице, где жила Селина.

– Мне это не светит – опять выкладывать все деньги за такси одной, – объявила Джинни. – Я, знаешь ли, не миллионерша.

Селина приняла сперва удивленный вид, потом обиженный.

– Но ведь я всегда плачу половину, скажешь нет? – спросила она самым невинным тоном.

– Нет, – отрезала Джинни. – Ты заплатила половину в первую субботу, где-то в начале прошлого месяца. А с тех пор – ни разу. Я не хочу зажиматься, но, по правде говоря, мне выдают всего четыре пятьдесят в неделю. И из них я должна…

– Но ведь я всегда приношу теннисные мячи, скажешь, нет?

Джинни иногда готова была убить Селину.

– Твой отец их изготовляет – или что-то вроде того, – оборвала она ее. – Они же тебе ни гроша не стоят. А мне приходится платить буквально за каждую…

– Ладно, ладно, – громко сказала Селина, давая понять, что разговор окончен и последнее слово осталось за ней. Потом со скучающим видом принялась шарить в карманах пальто.

– У меня всего тридцать пять центов, – холодно сообщила она. – Этого достаточно?

– Нет. Прости, но за тобой доллар шестьдесят пять. Я каждый раз замечала, сколько…

– Мне придется пойти наверх и взять деньги у мамы. Может, это подождет до понедельника? Я бы захватила их в спортивный зал, если ты уж без них жить не можешь.

Тон Селины убивал всякое желание пойти ей навстречу.

– Нет, – сказала Джинни. – Вечером я иду в кино. Так что деньги нужны мне сейчас.

Девочки смотрели каждая в свое окно и враждебно молчали, пока такси не остановилось у многоквартирного дома, где жила Селина. Тогда Селина, сидевшая со стороны тротуара, вылезла из машины. Небрежно прикрыв дверцу, она с величаво рассеянным видом заезжей голливудской знаменитости быстро вошла в дом. Джинни, с пылающим лицом, стала расплачиваться. Потом собрала свое теннисное снаряжение – ракетку, полотенце, картузик – и направилась вслед за Селиной. В пятнадцать лет Джинни была метр семьдесят два ростом, и сейчас, когда она вошла в парадное, застенчивая и неловкая, в большущих кедах, в ней чувствовалась резкая грубоватая прямолинейность. Поэтому Селина предпочитала глядеть на шкалу указателя у клети лифта.

– Всего за тобой доллар девяносто, – сказала Джинни, подходя к лифту.

Селина обернулась.

– Может, тебе просто интересно будет узнать, что моя мама очень больна, – сказала она.

– А что с ней?

– Вообще-то у нее воспаление легких, и если ты думаешь, что для меня такое удовольствие – беспокоить ее из-за каких-то денег… – В эту незаконченную фразу Селина постаралась вложить весь свой апломб.

По правде говоря, Джинни была несколько озадачена этим сообщением, хоть и не ясно было, в какой мере оно соответствует истине – впрочем, не настолько, чтобы расчувствоваться.

– Ну, я тут ни при чем, – ответила Джинни и вслед за Селиной вошла в лифт.

Наверху Селина позвонила, и прислуга-негритянка, с которой она, видимо, не разговаривала, впустила девочек, вернее просто распахнула перед ними дверь и оставила ее открытой. Бросив теннисное снаряжение на стул в передней, Джинни двинулась за Селиной. В гостиной Селина обернулась.

– Ничего, если ты обождешь здесь? Может, мне придется будить маму, и все такое.

– Ладно, – сказала Джинни и плюхнулась на диван.

– В жизни бы не подумала, что ты такая мелочная, – сказала Селина. У нее достало злости употребить слово «мелочная», но все-таки не хватило смелости сделать на нем упор.