Девять врат. Таинства хасидов

Не договорил отец. Плач сковал ему рот.

— Ох и счастье тебе привалило! — засмеялись незнакомцы. — Нас здесь как раз десять человек, среди нас есть и раввин. И мойл (тот, кто совершает обрезание) здесь. Музыкант и тот найдется. После обрезания он сыграет нам, чтобы мы как следует поплясали. Он небось не халтурщик. И еды у нас — девать некуда. Мы едем со свадьбы и везем с собой полно гостинцев. И водочка имеется.

Короче, обрезание было такое, какого в деревне не видывали и не слыхивали спокон веку. Когда все кончилось, дорогие гости снова сели в повозку и уехали. Никто и никогда их больше не видел…»

А вы хотели бы знать, кто были эти незнакомцы?

Так вот послушайте: тот музыкант, кто играл им при обрезании, был царь Давид. Моисей был тем раввином, который проповедовал им слово Божие. А праотец Авраам собственноручно делал обрезание. Кватером[22] был пророк Илия. Теперь вы, верно, уже догадаетесь, кто были все остальные.

Когда придет Мессия, мы со всеми встретимся. А пока только споем им нашу старую хасидскую песню. Пойте ее все вместе со мной!

Аврумка, Авруменька, наш старый татенька,
наш старый татенька!
Отчего же ты не ходишь,
отчего же ты не просишь
Господа Бога за нас, Господа Бога за нас?
Чтоб наш храм Он воссоздал,
наших деток в Законе и Божьем страхе воспитал,
чтоб привел нас в Землю нашу,
в Землю нашу!
Ицхок, Ицхокненька, наш старый татенька!

Пойте медленно и не кричите так! Или, может, вы думаете, Он там наверху не слышит нас?

Мойше, пастырь верный наш!
Мойше, пастырь верный наш!
Отчего ты не ходишь,
отчего ты не просишь
Господа Бога за нас, Господа Бога за нас?
Чтоб наш Храм Он воссоздал,
наших деток в Законе и Божьем страхе воспитал,
чтоб привел нас в Землю нашу,
в Землю нашу!

Каббала доказывает, что в душе Адама были заключены души всех людей. Поэтому над нами, над потомством Адамовым, довлеет тяжесть наследственного греха, ибо мы грешили вместе с Адамом.

Однако святой рабби Иреле говорил, что, когда Адам готовился совершить свой первородный грех, из его нутра вырвалось несколько душ, которые, не желая грешить, не отведали запрещенного плода и потому наследственным грехом не отягощены.

Одной из тех невинных душ был святой рабби Иреле из Стрелиски.

Жена Иреле звалась Фраде. Она была терпелива, верна и покорна, настоящая хасидацке идене, хасидская еврейка. Иреле переехал во Львов вместе с женой. Фраде пошла работать, чтобы хватало им на пропитание. Как некогда мать Иреле.

Со временем Фраделе скопила немного денег и открыла мелкую лавочку. Зарабатывала мало, ровно столько, чтобы ей с мужем, который весь день пропадал в доме учения, не умереть с голоду.

Во Львове Иреле прожил не очень долго. В один прекрасный день он взял посох и пошел бродить по белу свету. Он мечтал встретить святого, который указал бы ему путь к Богу.

Он бродил долго, пока не нашел своего святого. Он был у многих святых, познал много дорог к Господу, повсюду чему-то полезному учился, но то, что искал, обрел только после долгого странствования.

Сперва он был в Лиженске у святого ребе реб Мелеха. Потом был в Остроге. Там святой рабби Эйбе научил его есть. Для этого Иреле потребовался один вечер.

А дело было так: реб Эйбе велел поставить большие миски, до краев полные всякой всячины. Затем он, горячо возблагодарив Господа, напустился на еду с завидным аппетитом. Будто по мановению палочки исчезали в его святых устах мясо и полные поварешки густой хасидской каши. Ни один смертный не мог бы сравниться с ним. Но всего содержимого мисок он не одолел. В одной осталось немного каши на дне. И тут святой рабби Эйбе — да хранит нас Свет его заслуг — склонился над этой миской и со слезами на глазах стал умолять душички, заколдованные в этой каше, простить ему, что нынче он больше есть уже не может. Дескать, на другой раз отложит. После еды он с редким усердием помолился, а потом всю ночь провел в молитвах и постижении Закона. Звали его Яаков-Йосеф. Мы величаем его реб Эйбе, поскольку он написал книгу под таким названием.

Наутро Иреле отправился восвояси.

Но и святой рабби Эйбе не был учителем, предназначенным ему свыше. Он не отвечал исконным устремлениям его души. Иреле знал, что лишь тот станет его учителем, кто внушит ему такой страх, какой мы испытываем только перед Всевышним. Талмуд говорит: «Твой страх пред учителем да будет столь же великим, как и страх пред Господом!»