Девять жизней Кота Баюна 1. Сказ 1. Дети подлунного света

От раненного в бою с Полуночницей исходил едкий запах плесени. Стелящийся по земле смрад учуяли все сельчане, морщили носы, не в силах понять, откуда исходит погань. Несмотря на немалую величину поселения, стоявшего на высоком холме у реки, дурной запах распространился повсюду, проник в каждый дом и каждую щель. Только единственная изба оказалась не по зубам едкому душку – неказистое, местами подлатанное строение с исхудавшей крышей оказалось вне власти плесени. Незримые щупальца чужой воли вновь и вновь пытались взять неприступную твердыню, но каждый раз отступали, одёргиваясь, словно обжигаясь о невидимую преграду. Тогда смрад сгустился, стянув растекшийся по поселению вонь, и пошёл на решающий приступ, стремясь во что бы то ни стало одолеть непокорную избушку.

Скрипнула кособокая дверь. Одетая в потертые поршни нога ступила на ступень, ведущую из дома. Вторая нога шагнула на ступень пониже, первая ещё ниже. Он спускался неспешно, задумчиво оглядывая встревоженные лица людей. Словно не замечая рвущегося в избу запаха плесени, воткнул в землю посох, намертво пригвоздив задергавшийся смрад к зеленому ковру сочной, хоть и изрядно потрепанной травы. Пошёл вперед, давя своей уверенной поступью невидимого соглядатая. Проныра ветерок с интересом наблюдал за этим действом, сидя на коньке соседнего дома, покачнулся, не удержал равновесия и сорвался вниз, мимолетно задевая краем широкого крыла подол плаща идущего. Запах плесени начал слабеть, выветриваться, испаряясь, гонимый задирой-тиховеем, бежал побитой собакой к своему хозяину, который всё же успел узнать достаточно.

– Богуслав, он совсем плох! – опустив пестик в ступку, в которой растирала травы, наперерез кудеснику бросилась травница, судорожно теребящая подол передника.

– Светозара, угомонись! – голос старика был, как всегда, тверд. – Ведаю, всё ведаю, – он взглянул на небосвод, поморщился, катая желваки, закусил губу и вновь перевел взор на трясущуюся бабу. – Не пристало тебе так себя вести! Глянь – остальные жены на тебя смотрят, да перенимают тревогу. Вон, все по домам попрятались, аки наседки. Брось ты это! Когда охотники прошлым летом не вернулись – сама вызвалась идти, раны выжившим залечивала, не побоялась стаи, ночью решившей добить подранков. Чего сейчас скуклилась? Дрожишь, как осенний лист. Не гоже!

Он погрозил ей пальцем, затем властно ударил посохом оземь и пошел дальше, к воинам, ожидавшим ночного боя, исподлобья косясь на травницу, понуро возвращающуюся к своему делу. Сделал пару шагов и бросил, молча идущим следом за ним мальчишкам:

– Ратко, Тишило, живо взяли ведра и наполнили кадку, что стоит подле Ждана. Остатки старой воды вылейте в канавку, что к речке течет. Затем помогите Светозаре обтереть его и ждите меня, – он сделал шаг, задумался и добавил вслед парням, рванувшим исполнять поручения. – Да веточку рябины, что у него на груди, не убирайте, пусть там и лежит, покой стережёт.

Богуслав отдал указания и пошёл дальше, к костру, подле которого сидели воевода и трое старейшин.

– Явился, не запылился, – прошипел в усы Яробуд, который не мог простить кудеснику то, что никому не дал обмолвиться словом с незнакомцем, принесшим пастуха, да и более того, отпустил странного воина на все четыре стороны, поправ приказ воеводы: никого не впускать и не выпускать из поселения.

Богуслав подобрал плащ, отороченный шкурой волка, уселся на пустующее полено, хмыкнул в сторону воеводы, сверлящего пришедшего взглядом, и обратился к старейшинам, не переставая коситься на взъяренного Яробуда:

– Что мыслите, братья? Сумеем ли отбить неведомое силой оружия?

– Может, и сумеем, – после небольшой паузы вымолвил Сбыня, самый младший из старейшин.

– Но можем и не суметь, – подал голос Невзор, лишенный глаза в одной из пограничных стычек ещё в молодости, но сумевший дожить до преклонного возраста.

Над их костром зависла тягучая тишина.

– Мыслю, что у тебя есть предложение, кудесник? – подал голос Мыслимир, самый старый из собравшихся, единственный помнивший, как в их поселение пришёл молодой безусый юноша, назвавшийся Богуславом.

– Деток бы схоронить, – оглядываясь на навес травницы, проговорил Богуслав, – а то, не ровён час, не одолеем мечом. Чую, не за нами идёт напасть, а за малышами несмышлеными.

– Что?! – вскочил с места Яробуд. – Смуту удумал чинить, найдёнышь? – воины, сидевшие подле соседних костров, вздрогнули, тут же подобрались, готовые кинуться на подмогу своему предводителю. – Думаешь, я не выведал, что ты не наш, а пришлый. Командуешь тут, незнакомца выпустил, слову моему перечить решился! Воинам голову забиваешь ерундой. А теперь и такое изрекаешь: мечи, значит, мои слабы, не осилим… – воевода зло сопел, не замечая, как клинок оказался в его руках. Удачный в бою, смелый и отважный, не раз спасавший дружину своим своевременным решением, он не мог терпеть, когда ему перечат и сомневаются в удали. – Смута! – он поднял меч. Воины повскакивали с мест, до конца не веря, что им отдан приказ выступить против кудесника.