Рассказы Фрэнки о цвете и композиции, мазках кисти и образах обладали способностью снова вытащить эту Роуз наружу и выпустить в жизнь, напоминая ей, что целый мир ждет, когда она будет готова.
Раньше мне нравилось быть одной.
Когда растешь единственным ребенком в семье, привыкаешь играть в одиночестве, есть в одиночестве, гулять в одиночестве. Потом влюбляешься и начинаешь с кем-то жить, выходишь замуж – и это будто отменяет тебя прежнюю, отделяет ее, словно она исчезла. С тех пор как мы с Люком развелись, я возненавидела одиночество, стала его бояться, плакала из-за него, гадала: смогу ли наслаждаться им когда-нибудь вновь? Я так старалась держать себя в руках. Но как только начинала думать, что все в порядке, грусть наваливалась снова.
Я доедаю последний кусочек торта и смотрю, как входят в кафе люди и выходят группами и поодиночке, унося высокие стаканы с кофе и лакомства в картонных пакетах.
Подходит официантка, бросает взгляд на крошки у меня на тарелке.
– Не хотите еще кусочек?
Острые желания, прежде редкие и мимолетные, стали посещать меня все чаще и чаще.
– Хочу.
– Вам он на пользу, – говорит она и направляется к симпатичной витрине с десертами.
Я откладываю книгу и беру телефон. Набираю номер, раздается два гудка.
– Роуз! – Мама всегда радуется, если я звоню первой. Обычно она сама меня набирает.
– Привет, мама.
– У тебя все в порядке? – Ее голос становится очень встревоженным.
Я уже привыкла к этому ее тону «Ужасно волнуюсь за Роуз».
– Да, все хорошо. Неужели я не могу позвонить просто так?
– Конечно, можешь, – отвечает мама. – Но обычно не звонишь.
Возвращается официантка и пододвигает мне тарелку. Улыбаюсь и киваю. Кусок торта в два раза больше предыдущего.
– Может, стоит попробовать звонить тебе почаще…
– Я бы этого очень хотела.
– Прости, что не звоню.
Наступает долгое молчание.
– Звучит, будто у тебя все
– А ты будто
– Нет, – быстро говорит она. И добавляет: – Давно я не слышала, что с тобой все в порядке.
– У меня все хорошо, мам. – Я откусываю большой кусок торта, жую и проглатываю, подцепляю вилкой еще один, надкусываю и с набитым ртом говорю: – Я ем вкусный торт!
Мама смеется, легко и звонко.
– Торты идут душе на пользу. Как конференция?
– Нормально. Вообще-то, в основном я сачкую.
– Правда? Непохоже на тебя.
– Погода отличная, городок милый, прямо у реки. Много симпатичных ресторанчиков и кафе. Я решила наслаждаться визитом. Мне захотелось прогуляться – и я прогулялась. Вот такая я.
– Роуз, ты так изменилась. Словно оставила прошлое позади.
– Может, так и есть, – я произношу это, но вдруг где-то в глубине души появляется узел тьмы. Маленький, но я его чувствую, он висит там, покачиваясь и напоминая, что все время прячется во мне, постоянно. А потом, так же быстро, как возник, узелок развязывается. Я добавляю: – Возможно, это ненадолго.
– Ничего, – говорит мама. – Наслаждайся тем, что есть. Опомниться не успеешь, как ощущения вернутся и ты снова будешь радоваться.
– Обязательно.
Мамин голос заставляет меня улыбаться из-за того, как она со мной разговаривает, верит в меня и поддерживает. Я цепляюсь за это, верю, как верят в некое божество. Мама всегда приходит на помощь, когда я нуждаюсь в ней больше всего.
– Я люблю тебя, мама. Надеюсь, ты это знаешь.
– Я тоже люблю тебя, моя дорогая девочка. И знаю, что ты меня любишь. Но всегда приятно слышать такое.
На пляже пустынно. В сумерках небо окрашивается в розовый и оранжевый. Песок мягкий. В этом городе все – погода, тепло, солнечный свет, ветерок – мягкое. Снимаю сандалии, цепляю за ремешки и иду, а они покачиваются. Останавливаюсь, чтобы рассмотреть красивую ракушку, идеально гладкий белый камень, половинку морского ежа. Небольшие волны набегают на берег и разбиваются об него, набегают и разбиваются. Вот кучка хрупких перламутровых ракушек, пара светло-оранжевого цвета, одна ярко-желтая. Я беру их, чтобы отвезти домой. Мама такие обожает. Я подхожу ближе к прибою, зарываюсь пальцами ног в мокрый песок и наслаждаюсь весенним ветерком, пока еще прохладным. Запах, что разливается в воздухе, подсказывает: лето не за горами.
Я долго стою и смотрю на воду.
Бремя тает. Освобождает мои плечи, его тяжесть уменьшается, становится все легче и легче, пока не исчезает совсем. Глаза колет от слез – и я начинаю плакать, но это не слезы грусти.
Вода бежит по моим ногам, прохладная и чудесная. Начинается прилив.
Я не обязана рожать ребенка, если не хочу. А я не хочу. Никогда не хотела. Никогда.