Девять жизней Роуз Наполитано

Я прижимаюсь к нему, позволяю сильному телу притянуть меня к себе, наконец окунаюсь в столь же сильные волны желания и веду Томаса к кровати.

– Может, перекусим после? – предлагаю я и, смеясь, толкаю его на дорогие белые простыни, гладкие и прохладные.

– Твой план мне нравится, – отвечает он.

* * *

Дело в том, что я люблю Адди. Просто обожаю.

Впервые в день рождения дочери увидев ее маленькое личико, я ощутила тот самый прилив материнской любви, о которой столько говорят. Нахлынули все те чувства, о которых меня предупреждали: желание обладать, страх, радость, потребность защитить, жажда стиснуть малышку, едва не задушив. Смесь эмоций, похожая на материнское безумие, а потом твердая уверенность, что я никогда не спущу с ребенка взгляда.

Это было чудесно и одновременно ужасно.

Чувства быстро утихли под гнетом реальности – я стала матерью навсегда, ребенка обратно не засунешь. Все уже сделано, и теперь я все время пребываю в этом состоянии. Однообразные будни, полные тяжкого труда, плюс бесконечное недосыпание иногда перевешивали любовь, ее мимолетную магию.

Единственное, что удерживает меня в здравом рассудке, – это Томас. Когда он ушел из кафе, я не знала, увидимся ли мы вновь. За две недели – ни слова. Но потом, в конце весеннего семестра, пришло длинное и душераздирающее письмо. Томас написал, что знает: происходящее неправильно, но не может перестать обо мне думать и хочет продолжать видеться несмотря ни на что. Облегчение, что накрыло меня в тот день, было почти таким же сильным, как любовь, которой я позже прониклась к Адди. Я пообещала Томасу больше никогда не лгать и сдержала слово. Я ему не лгала.

И вот мы снова начали встречаться, порой вечерами нам удавалось где-нибудь поужинать или сходить в кафе, и окружающие считали, что Томас – отец ребенка, который растет у меня внутри и делает мой живот с каждым днем все круглее. Я не возражала. Для начала, не собиралась никого исправлять: «Нет, это не отец малыша, просто мой любовник».

Но самое главное, я поняла, что мне нравится наш с Томасом секрет, скандальная связь, мысль о том, как потрясены были бы люди, узнав правду. Это поднимало мне настроение, позволяло думать, словно в глубине души я осталась прежней Роуз, той, что была до того, как ввязалась во всю эту историю с ребенком. А возможно, и не только в глубине, и наши с Томасом отношения служили тому доказательством.

* * *

– Как конференция? – спрашивает Люк.

Я стою у окна в номере и смотрю на волны. Томас отправился в бар ресторана, ждет меня там. За окном – океан глубокого синего цвета со вздымающимися белыми шапками. Наверное, грядет шторм.

– Да все как обычно. Куча мужчин в костюмах разглагольствуют о своих потрясающих исследованиях. – Врать я уже приловчилась. На том конце провода воцаряется тишина, намекая на вопрос, что я должна задать сама, без всяких подсказок. И я наконец задаю его, ведь мне и впрямь не все равно, к тому же докажу, что я не забыла о дочери, которая ждет меня дома. – Как Адди? Она поела?

– У нас все хорошо. Но все равно она скучает по тебе.

– По своей коровке, ты хочешь сказать.

– Вот обязательно так говорить?

– А почему нет? Отлично подходит.

Начинает плакать Адди. Рыдания слышны так, будто она кричит в трубку. На долю секунды мое сердце замирает. Мне хочется обнять дочь. С Адди всегда так: сначала я сопротивляюсь, а потом сдаюсь. Во время беременности, чувствуя шевеления, я иногда этим восхищалась. Но и множество раз сердилась на каждый крошечный пинок, напоминающий, что она здесь.

– Мне пора, – говорит муж и добавляет: – Удачи с презентацией.

Звучит неискренне. Люк вешает трубку.

Печатаю сообщение Томасу: «Я все. Увидимся через пять минут».

Чем откровеннее моя измена, тем больше я ощущаю себя собой. Прежняя Роуз, какой я была до того, как стала матерью, пытается дышать, мало-помалу возвращается. Я буквально чувствую, как она заполняет мое тело, распространяется в конечности, выталкивая крохи материнского. А вдруг они выдавятся прямо сквозь кожу и свалятся кучей на полу? А утром придет уборщица и смахнет их в мусорное ведро.

С гордостью натягиваю платье: я родила всего несколько месяцев назад, а оно мне снова впору. Улыбаюсь себе, глядя в зеркало ванной и подкрашивая губы, а потом направляюсь вниз на замечательный ужин с мужчиной, которого люблю, но не моим мужем и не отцом моей дочери. И мне даже не стыдно. Может, надо попытаться отыскать в себе этот стыд?

* * *

– Над чем работаешь? – интересуется Томас.

Отрываю взгляд от лежака, что стоит на чудесной террасе нашего отеля, – к синим океанским волнам он ближе всего. Сегодня утром океан спокоен, гладок, почти как озеро после вчерашней бури.

По деревянному настилу террасы в изобилии расставлены разноцветные кресла и диваны. В дальнем конце – лежак. Я увидела его, как только мы принесли багаж, и сразу поняла, что проведу на нем все выходные – с книгой или за работой.

Томас только что из душа. Прекрасно выглядит в джинсах и легком свитере. Наклоняется поцеловать меня, и я тяну его на лежак, едва не уронив на пол ноутбук.