Девятая Парковая Авеню (СИ)

Следующий день он проспал целиком, отдыхая во сне. Моя детка… я заходил несколько раз, садился у изголовья, брал его руку, выпростанную из-под одеяла, и легонько сжимал за пальцы. Они сжимали меня в ответ. Иногда поглаживали. Его губы шевелились во сне, я прислушивался… хотя ни слова так и не услышал. Я втирал мазь ещё и ещё, но каждый раз избегал трогать самое деликатное и болезненное место. Готов ли он к этому новому, возможно, неприятному испытанию? Даже если не готов, я должен сделать чёртов массаж, но без мази — она слишком груба — а с горячим полупроводниковым бальзамом. Мне нужно преодолеть последний барьер… неизвестно откуда взявшуюся стеснительность.

«Неизвестно? А по-моему, от меня. Он же спит! Ты хочешь подло воспользоваться его беззащитностью во сне?!»

О нет, нет… миокард, это же глупо. Если ты воображаешь, что я посмею… Я что, чёрт подери, похож на идиота?

Я хорошенько вымыл руки (уже в третий раз за один час), разделся по пояс (не скажу, что с рубашкой расставался охотно, но пачкать её в жирном бальзаме у меня было ещё меньше охоты) и приступил. То есть ещё не приступил, а зашёл в спальню и застыл растерянным изваянием перед собственной кроватью. Массаж… его попа… массаж.

Еще не поздно отступиться. Может, не стоит?

«Вот ещё, сомневаться и отговаривать — это моя прерогатива. Смелее, мозг! Можно подумать, ты кусаться собрался. Или трахать его, грубо ткнув носом в подушку».

Меня передёрнуло. Фу, миокард, я не помню ни единого случая, чтобы кого-то принуждал спать с собой!

«Ага, особенно если учесть, что таких прецедентов было гораздо-гораздо меньше, чем обратных».

Да, я прекрасно понял: меня имели раз в сто чаще, чем я сам кого-нибудь. Правда, в последние годы унизительной службы правительству я всё реже занимался основной работой, всё больше поглощаемый организационными вопросами… и Бэзилом.

Он называл меня сахарным шпионом-андрогином и самой маленькой «замочной скважиной», с невинным видом на все сто. Или двести. Или четыреста… в зависимости от того, что он собирался надо мной учинять. В самый последний год службы я был его любимой блядью. Не скажу, что это делало его мягче или человечнее (само понятие человечности не имеет с ним ничего общего), но, по крайней мере затрахав меня за добрую половину моей жизни, он неожиданно понял, что можно получить удовольствие не обязательно избивая жертву каждый раз до комы. И совсем уж не обязательно превращая её в бесформенный кусок окровавленного мяса. Мне странно об этом думать, но семь лет назад, когда он поставил меня во главе нашего презренного отдела, Варман начал проявлять какое-то жуткое подобие нежности. Изнасиловав в очередной раз, он втихаря утаскивал меня в свои богатые апартаменты вандала и на пару дней запирал ото всех. Там, умелыми руками прирождённого врача, ставшего по злой иронии судьбы извращённым палачом и просто садистом, он расслаблял и успокаивал моё полумёртвое тело… вот этим самым массажем, который я сейчас сделаю Кси. Если, конечно, из транса воспоминаний выйду.

Миокард, может, всё-таки ну его на хрен?

Но отступить я уже не могу. Ксавьер спит в идеальной позе, так и требующей моего вмешательства: точно посередине кровати, повернувшись на живот и сбросив с себя одеяло. На голой спине уже заметна ослепительная белизна: проглядывает то здесь, то там, маленькими пятнышками, пробившись сквозь багровые полосы ран и синих кровоподтёков. Соблазнительная кожа, соблазнительная даже в своём заживлении… детка, не дай мне сорваться.

Под столиком стоит ведёрко с остывающей водой. Из него я вынимаю малюсенькую бутылочку с бальзамом пронзительно-красного цвета, проливаю несколько капель на тело Кси и замираю. Пара секунд, нужных для того, чтобы задержать дыхание, прежде чем ринуться в глубокий омут…

*

Я совершенно перестал себя осознавать. Под моими руками чувствительная и очень нежная плоть, загорающаяся всё сильнее от прикосновения к прикосновению. Я блуждаю по ней, не пропуская ни единой клеточки, вливая в них медленно, крошечными дозами, ароматный бальзам. И ощущаю напрягшимися подушечками пальцев, как благодарно эта атласная кожа отвечает мне. От Кси исходит столь ощутимый жар, что уже бессознательно дую на горящую спину, сбрызгиваю новыми порциями тягучей жидкости… и продолжаю нежное давление, через минуту заставляя пылать всё ещё сильнее. Неровностей от царапин и укусов уже нет — исчезли, бальзам разровнял кожу и довершил славное дело лекарственной мази. Теперь кожа ровная, гладенькая и блестящая… новая. А старый омертвевший слой я снял ватными дисками. Синяки совсем побелели. Но что-то мне сложно верится в такие чудеса Востока. Где подвох? Смотрю этикетку на бутылочке: “Made in Japan”. А я думал, там на конвейере только механические животные и караоке…