День восемнадцатый. Ксавьер отказался обедать, обмазав себя картофельным пюре, шоколадным суфле и полив сверху котлетным соусом. Зато Крис выявил желание съесть дополнительную порцию, слизав с него все эти деликатесы, особенно из района «бикини». Самое интересное, что Кси ничего не лил туда, но всё притекло само. Даже сила притяжения на стороне этих извращенцев.
День двадцатый. Кси онанирует перед зеркалом… лижет его там, где в отражении нет его губ (но получается плохо, почти никак), и почему-то шепчет: «Ангел». Испачкать пол и стены не успевает: из-за зеркала выползает ошалевший Кирсти, берёт в рот его член и сам довершает дело.
Ночью Ксавьер онанировал в постели. И кончил на меня, оросив длинной струей от подбородка до паха. Его сперму съел… ну кто ещё мог её съесть, если нас тут трое, а я воздерживаюсь?! Но я… я чуть не сорвался и не изнасиловал обоих. Пришлось подыматься, вытирать с живота остатки, не съеденные Кирсти, мокрыми салфетками и пить холодную воду. Помогло не очень.
День двадцать первый. Лайт открыто трахался с Кси, стоя у стеночки в сортире. Старые привычки трудноискоренимы. Лапочка жалобно стонал и даже немного сопротивлялся, оставив в кафельной плитке следы от кулачков. Но, поскольку на помощь никто так и не позвал, я остался в кресле, допивать утренний кофе.
День двадцать второй. Они занимались сексом всю ночь, лёжа в постели, и через раз менялись местами. Нашли самый действенный способ меня доконать. От этих стонов и вскриков я чуть не сошёл с ума. Смотреть на это и не участвовать… в аду наверняка давно освоили такой тип пыток — самый изощрённый и болезненный.
День двадцать третий-четвёртый. Они прекратили трахаться, полностью переключив внимание на меня. Целый день их руки лапали моё тело, Крис сосал соски, а Кси терзал пупок. По-моему, он на манер Шеппарда превратил его в свой фетиш — вечером соорудил из обглоданных куриных косточек алтарь и приносил в жертву кусочки овощей из салата, поджигая длинными каминными спичками. Все были немилосердно сожжены.
А ночью Кси улёгся на меня и сказал, что не слезет, пока я не позволю ему облизать себя с ног до головы. Я покорно согласился… не зная, что он собрался заниматься этим до рассвета. Я так опустошён его минетами, что всё утро не могу избавиться от сушняка.
День двадцать пятый. Я больше не могу! В этих танцах нагишом Кси так откровенно предлагает себя, что мой несчастный орган от похоти так болит, что писать не может. Вечером детка устроился у меня на коленях и одними лишь телодвижениями сымитировал половой акт до такой реальной степени… короче, я описался. Только там была не моча.
День двадцать шестой. Джинсы высохли (кто-то наконец догадался их вытащить из ванной и повесить). Кирсти перестал ходить полуголым, а Ксавьер наоборот разделся. Весь день протанцевал голышом, а ночью, ложась спать, сказал, что готов выпускаться из школы шлюх с золотой медалью, и доверчиво спросил, не хочу ли я быть его сутенёром. Я сказал, что не хочу. Эту почётную должность тут же взял на себя Крис.
День двадцать седьмой. Кси занялся отжиманием, качанием пресса и боксом. В качестве боксёрской груши выбрал меня и велел мне потолстеть, поскольку я жестковат для груши, да и вообще плохо амортизирую.
День двадцать восьмой. У меня крепатура… у Кси тоже. Тайком от финна мы целовались, сидя на постели, и вылизывали друг другу… неважно что. Лёд опять закончился.
День тридцатый. Они отказываются выходить из номера! Сказали, что им тут очень понравилось и что по окончании этого дня они устроят групповуху на полу и жестоко изнасилуют меня. Жду с нетерпением.
— Ну что, детки? Как вам пройденный месяц? — я закрыл журнал наблюдений, разорвал на три части и бросил в камин.
— Отпад! — завлекающим голосочком сообщил Кси и задрал длинные ноги на стену.
— Надо будет обязательно повторить, — поддержал Кристиан и забрал одну его ногу себе. — Бэби, а ты готов к растерзанию?
— Нет, но всё равно насилуйте, — я пожал плечами, ложась между ними в постель.
— Наконец-то… — выдохнул Ксавьер, подозрительно ярко блестя глазищами, убрал ноги и склонился надо мной. — Представление начинается.
Я почувствовал легкий ужас и приятное покалывание нервов в солнечном сплетении. Сейчас… сейчас… я ждал этого целый сумасбродный месяц. Уже натянут как струна, готов порваться от мимолётного прикосновения. Ксавьер, увидев, как выгнулось моё тело в сладком ожидании, приоткрыл рот и пополз. Полз по постели, низко пригнув голову, и смотрел на меня исподлобья. Такой страстный одичавший взгляд нежно-зелёных глаз… кажется, он себя не помнит. За месяц я превратил его в юную распутную копию самого себя. Млею, ощущая, как тяжелеют собственные налитые свинцом веки. Глаза медленно и томно закрываются… уже не вижу, как голова Криса опускается на мою спину и… это настоящая шоковая дрожь. Финн провел по моему позвоночнику языком снизу вверх и остановился на одной страшно чувствительной нервной точке, на шее под ухом. М-м, больно…