— Я бы не подумал, что ты обращаешься к Кирсти, если бы ты не лежал в его кровати голый!
— А ты ревнуешь?
— Что я ещё, по-твоему, могу делать?!
— Ох, Ангел… я не спал почти трое суток и сегодня утром заснул как убитый, забыв одеться. А когда был разбужен тобой, слишком переволновался. Подумай, до одежды ли мне было, когда я валялся как на раскалённых углях, кусая губы и гадая, что ты сделаешь, обнаружив меня: убьёшь за то, что сделал Макс, или… тебе, может, давно на меня плевать. Господи, что я вообще здесь делаю?! Ты ведь ясно дал понять, что уходишь… — Кси поднялся, с сожалением выпуская моё тело из объятий, и подал мне руку. — Я всё тебе рассказал как есть, как и ты тогда, в твоём доме. И так же, как и ты, говорю: можешь мне верить или не верить, это твоё право. И твой выбор — уходить или оставаться.
Я нехотя принял его руку и поднялся. Стоял напротив него и смотрел, не мигая, в чистейшие изумрудные глаза, омытые слезами. Со скоростью вялой черепахи переваривал длиннющий рассказ, заполняя все пробелы ответами на вопросы, которые у меня были… пока не остался один. Как ни странно, самый важный и решающий. Но сначала я должен рассеять его сомнения по поводу Максимилиана.
«Андж, ты не можешь сказать ребёнку своего насильника, что у тебя развился стокгольмский синдром. И что ты влюбился в него, перенося жуткое, больное и перекрученное влечение с убитого отца на сына. И что полученная в детстве травма повлияла на тебя намного сильнее, чем моя чистая сердечная привязанность. Вокруг вился десяток привлекательных людей, заслуживающих расположения. А ты остановился на бледном худосочном мальчике, который младше тебя на одиннадцать лет. В чём же ты ему признаешься? Не подведёт ли тебя искренность?»
Я не открою ему правду, миокард. Пусть будет счастлив и укрыт моей любовью без пятен грязи и ревности. Именно сейчас — я привязан к нему не из-за вечно пьяных глаз Кирсти, они больше не напоминают мне глаза Ксавьера. И не из-за грубого насильственного секса, пережитого в в…..летнем возрасте в объятьях Максимилиана.
— Кси, я не могу тебя ненавидеть за преступление, совершенное другим человеком. Отвлекись от своего отца. Представь даже, что твоя мама ходила налево и ты вообще не от него родился. Меня изнасиловал какой-то подонок. Вдумайся, вдумайся в это хорошенько. Ты. Ни в чём. Не виноват. Грех Макса — это его личный грех. Перед высшим судьёй он самостоятельно ответит за него. А эта ерунда, что проступки родителей аукнутся на их детях, — полный отстой, я в неё не верю. В крайнем случае могу представить тебе это так, что ты уже заплатил за его преступление. Над тобой надругались точно так же, как и надо мной. Согласись, что ведь не лучше.
— Нет, не лучше… — тихим голосом ответил лапочка и опустил голову. — Значит, всё хорошо? Я зря убегал? Ты меня не гонишь?
— Всё не так просто. Я послал тебе нечто вроде ментального запроса, на который так и не получил подтверждения. Фактически, ты мне всё уже доказал. Но существует формальность. Как и в любом другом влюблённом сердце, в моём тоже есть малюсенькое зёрнышко сомнения. Ты ведь сначала не поверил, сам сказал. И не сказал, что веришь теперь. А главное, не сказал, что сам…
— Я всё понял, не продолжай. Ангел, я наконец-то не боюсь отказа. И не боюсь признаться, — он подошёл и обнял меня за шею, грустно улыбнувшись. — Мой путь к этой фразе, такой банальной и заезженной, был долгим и трудным. Прости. Я люблю тебя.
— Я тоже… я…
(«Ты меня сейчас на кол посадишь!»)
люблю тебя, — выпустив чувство на волю, пристукнув не в меру болтливый миокард и ласково поцеловав Ксавьера взасос, я тут же ощутил неимоверное облегчение и стал деловым. — Что будем делать с ледовым дьяволом? Он там в своей захламленной квартирке спит и видит, как бы трахнуть… и меня, и тебя.
Лапочка тоже облегчённо вздохнул и скроил лукавую рожицу:
— А ты больше не собираешься его убивать? Тогда пусть сам решает, готов он покуситься на тебя без боязни, что я огрею его по голове тяжёлым микрофоном из его же запасов, или нет. Ты удивлён? Я не в состоянии ревновать сейчас, ведь он фактически спас мне жизнь, сохранив до прихода тебя. Но я подумаю о ревности завтра. Если захочет, пусть попробует пожить с нами. А если нет… нам и вдвоём, по-моему, будет хорошо. Но в этом случае — больше никому я тебя не отдам. У него ровно один шанс на мою милость, — он посмотрел на меня со слабо разгорающимися воинственными огоньками в сладких абсентовых очах.
Миокард хлопнулся в обморок, а я ощутил горячее волнение в паху.
— Тогда пойдём, мой принц-наследник денежной империи, выразишь Кристиану свою высочайшую волю.
========== 23. Цианид, арфа и крылья ==========
****** Часть 4 — D.E.A.D. ******
(Destroy Enforce of Absolute Darkness — Разрушительная Сила Абсолютной Тьмы)
Кирсти очень удивился увидеть нас такими счастливыми:
— Кси, как тебе удалось его умаслить?