– Я тебя люблю, Ваня, я с тобой и всегда буду с тобой – неужели тебе этого мало? – сказала она. – Я не говорила – я ведь тоже матери писала. Она ответила, что больше нет у нее дочери, и чтобы адрес я забыла, потому что нет для меня этого дома… Не хочу, чтобы ты из-за меня семью потерял, не прощу себе… – она улыбнулась ему снизу, погладила по голове. – Жизнь у нас с тобой еще долгая. Подождем…
В большой зале со стрельчатыми окнами, обставленной роскошной мебелью, собрались два десятка господ, среди них Карсаков и Друбич, яростно спорили о чем-то.
Распахнулись двери.
– Его высочество великий князь Владимир Александрович! – объявил лакей в ливрее.
Разговоры тотчас стихли, все повернулись к дверям. Вошел великий князь в мундире с орденами, просто и приветливо кивнул собравшимся, сел во главе большого стола.
– Прошу садиться, господа. По какому поводу такие баталии? – улыбнулся он.
Все расселись.
– Ваше высочество! – поднялся пожилой господин. – По нашей просьбе два члена Атлетического общества – граф Карсаков и барон Друбич любезно согласились инкогнито объехать несколько городов в поисках возможного кандидата для участия в чемпионате мира в Париже. Пожалуйста, барон…
– Кандидат, собственно, один, – поднялся Друбич. – В Московском цирке сейчас гастролирует некий Иван Поддубный, известный в цирковом мире как Русский Медведь. Мы навели справки через московского полицмейстера. Это человек из самых низов, полуграмотный крестьянин, бывший портовый грузчик. Пять лет назад он вышел на арену из публики, забавы ради, и с тех пор не проиграл ни одного турнира, ни одной схватки…
– Вы привезли его?
– Мы не сошлись во мнениях с графом, ваше высочество. Честно говоря, я в некотором замешательстве, – развел он руками. – С одной стороны – полное отсутствие какого бы то ни было представления о технике борьбы. С другой – при достаточно средних для борца данных он играючи расправляется с любым противником, невзирая на его рост, вес и турнирный опыт. Более того, редкая схватка продолжается больше пяти минут…
– Ваше высочество! – вскочил Карсаков. – Поддубный – это природный феномен, это самородок, это живое воплощение силы русского народа…
– Ближе к делу, граф, – невольно улыбнулся председательствующий.
– Ваше высочество, этот Поддубный действительно не отличается ни техникой, ни атлетической фигурой. Но при этом в цирке он связывает поясом трех человек из публики и носит на вытянутой руке! Одним движением рвет книгу в три пальца толщиной! И главное – все это без какого-либо видимого напряжения, как детская забава. Если привезти его в Петербург, приставить к нему опытного тренера – Эжена, к примеру, – указал он на старого борца, скромно сидящего в углу, – обучить технике…
– …и послать этого безграмотного босяка, грузчика, этого циркового медведя в Париж представлять Россию перед всем цивилизованным миром! – вскочил другой член Общества. – Позор! К тому же не забывайте, граф, – это французская борьба, а не крестьянская забава на поясах!
Тотчас спор вспыхнул с новой силой, заговорили все разом. Общество явно разделилось на два непримиримых лагеря.
Председательствующий поднял руку, призывая к тишине.
– Я полностью согласен с вами, князь, – спокойно сказал он. – Вы безусловно правы. Вот вы и поедете представлять Россию перед цивилизованным миром.
– Я? – растерялся тот.
– Ну, я как член царской фамилии не могу участвовать в подобных турнирах, да и физическая форма не позволяет. А среди оставшихся членов Общества вы занимаете самое высокое положение. А нам останется надеяться, что противники, только услышав ваш титул, просто разбегутся с арены.
В зале послышался сдержанный смех.
– Когда начинается война, избави бог, мы обращаемся к народу, и меньше всего нас заботит происхождение и манеры тех, кто защищает Россию. Речь идет о престиже страны, господа. До чемпионата осталось три месяца, а мы, по русской традиции, продолжаем бесплодные дискуссии. Везите вашего самородка в Петербург. Даже медведя, как известно, можно обучить манерам. Это по вашей части, господин Карсаков. Эжен займется тренировками. За любой необходимой помощью можете обращаться непосредственно ко мне. Извините, господа, дела, – великий князь встал.
Тотчас поднялись все и склонили головы в знак повиновения.
Маша диктовала, прохаживаясь с книжкой по комнате, Иван, покорно склонившись над тетрадкой, шевеля губами, писал диктант. Поставил точку.
– Все, Машунь? – с надеждой спросил он.
– Еще два предложения, – строго сказала она.
– Устал я, – жалобно сказал он. – На арене и то меньше сил уходит. – Иван, громко вздохнув, обмакнул ручку в чернильницу и снова склонился над столом.
– Ну как ты не поймешь, Ваня! Для тебя же это! Пригодится в жизни!
– Да понимаю я, – буркнул он. – Потом крестиком вышивать заставишь…
Маша продолжила диктовать.
– Ну, теперь все?
Маша подошла, наклонилась проверить. Иван обнял было ее, Маша звучно шлепнула его по руке.
– Вот здесь какая буква должна быть? – указала она.
– Ерь.
– А ты почему ять написал?
Иван поправил ошибку.
– Ну теперь-то правильно?
Маша нарочно медлила, пряча улыбку.