Он попытался перезагрузиться – бесполезно: компьютер замер. И сам он тоже не мог ни двигаться, ни дышать. Мог только смотреть широко раскрытыми глазами на собственную глупость, доказательство которой было выведено на экране черным по белому. В груди стало больно, и он подумал, что у него, может быть, разрыв сердца или люди всегда так себя чувствуют, когда эта мышца превращается в камень. Неуклюже наклонившись, чтобы вытащить из розетки провод, Питер ударился головой о стол. Из глаз брызнули слезы – от удара, как он сам себе объяснил. Наконец он выдернул вилку, и экран погас.
Но это ничего не меняло. Поднявшись с пола и откинувшись на спинку стула, Питер по-прежнему ясно видел слова, которые сам напечатал, и даже чувствовал пальцами клавиши, которые нажимал, когда подписывал свое письмо.
С любовью, Питер.
Он слышал, как над ним смеются.
Питер поднял глаза. Мама всегда говорила: если произошло что-то плохое, можно посмотреть на это как на неудачу, а можно воспользоваться этим как шансом сменить направление движения. Тогда, вероятно, то, что с ним случилось, – знак?
Часто дыша, Питер вытряхнул из рюкзака учебники, тетради, карандаши, калькулятор и мятые листки с тестами. Под матрасом он нащупал два пистолета, которые хранил на всякий случай.
Пять месяцев спустя
За четыре часа, проведенных на свидетельском месте в зале суда, Патрик заново прожил самый страшный день своей жизни. Вот он, находясь в машине, услышал сигнал по радио, вот ему навстречу, как кровь из раны, хлынул из школы поток детей, вот он поскользнулся на луже крови в коридоре. Кругом рушились потолочные панели, раздавались крики о помощи. Некоторые из этих воспоминаний Патрик как будто бы не зарегистрировал, хотя они отпечатались в его памяти: мальчик, умирающий на руках своего друга под баскетбольным кольцом; шестнадцать ребят, которые набились в крошечную кладовку и просидели там три часа, потому что не знали, миновала ли опасность; лакричный запах маркера, которым писали номера на лбах раненых, чтобы потом их можно было опознать.