Пение смолкло. Намо постучал еще раз.
— Входите, открыто, — раздалось из-за двери.
Валар вошли в слабо освещенную комнату. Свет лился со сводчатого потолка, и это были… звезды? Манвэ удивленно воззрился на них и лишь потом разглядел хозяина жилища. Аллор полулежал в кресле с высокой спинкой, на коленях его покоилась мандолина. Эльдин, подобрав ноги, сидела на широкой кровати с самокруткой в руке. Другой она придерживала кубок. Такая же пахитоска с зельем дымилась в пальцах Аллора. На столе стояла полупустая бутыль вина, а еще одна, пустая — на полу. Пепельница была полна окурков, и комната тонула в клубах опалового дыма. Не нужно было особой проницательности, чтобы понять, что пара явно не в духе, если не сказать больше. Аллор был бледен и мрачен, Эльдин с сочувствием бросала на него взгляды из-под полускрывших лицо бронзовых локонов.
Валар смущенно остановились на пороге. «Лучше было все же не заходить», — подумал Намо.
— Мы, похоже, не вовремя… Зайдем в другой раз… — проговорил Владыка Судеб.
Аллор поднял глаза на высоких посетителей.
— Отчего же, проходите, садитесь. Сожалею о таком приеме, но…
— Что-то случилось? — спросил Намо, уже понимая, в чем дело.
— Ничего — уже ничего. Просто три тысячи сто сорок один год назад не стало Нуменорэ.
Манвэ и Намо уселись в кресла напротив. Даже умеюший вывернуться из любой неловкой ситуации Манвэ не знал, что сказать. Какие там расспросы о Хранителях… Майа налил вино в два кубка, подвинул их Валар. Темная жидкость напоминала венозную кровь.
— Помянете с нами Эленну? Хотя — к чему вам? Это я из вежливости…
Намо опустил голову, Манвэ скрестил руки на груди. Все же слово было за ним: он Король.
Нуменор — он хорошо помнит все: возмущение, гнев, обида… Страх? Нет, пожалуй, но боль и отчаяние… «И они — тоже…» И ничего не сделать. Убеждать — не слушают, воевать — не по чину. Воззвал — посоветоваться и — хотелось уйти и не быть: «В руки Твои…» Волна… Так?! Окаменевший Эонвэ. Стыд — жгучий, хлесткий, как плеть. Не смогли ничего — нет вам места на Арде… А где еще их место?.. Резанувшее ощущение ненужности, чуждости и — бездомности…
А что сказать теперь последнему нуменорцу, восставшему из преисподней вечным напоминанием об Андор-Акаллабэт-Аталантэ…
— Не надо ничего говорить, — произнес майа, — нет смысла.
Глаза Манвэ потемнели. Намо беспокойно взглянул на него.
— То есть нам нечего сказать, так? Да, ты прав, наверное. Что тут скажешь? Что пытались по-хорошему? И послов посылали, и знамения… Что не дал нам Единый права распоряжаться сознанием людей без их ведома? Что воззвали, не представляя, каков будет ответ? Что почувствовали себя — впервые — изгнанниками и чужаками — мы, творившие каждую травинку в этом мире?
— Я же сказал, что ничего говорить не стоит, и кто я, чтобы Могущества Арды оправдывались передо мной? Я что, не понимал, что Ар-Фаразон — старый маразматик, замороченный Сауроном и собственной гордыней и страхом? Что вы-то не стали бы рвать на куски тело Арды? Мы просто поминаем место, где я жил и умер. И еще много других людей. Не воинов, не политиков — просто людей. Но что делать? Лес рубят, щепки летят… — так ведь?
— Щепки… Да — ни Нуменорэ, ни Амана больше нет на Арде — в Средиземье то есть… Так платят за бессилие. Разорвалось, раскололось…
— Все понятно… То есть можно понять. Просто нет тех улиц, кабаков, площадей, нет тех людей и того состояния — того, что для меня называлось — дом, Нуменорэ, сколько бы я его ни презирал… Того надрыва, того излома — мы ощущали себя глубоководными рыбами, которых у поверхности разрывает от недостатка давления… И теперь…
Намо повернулся к Эльдин:
— А ты? Тебе что в этом? Просто сочувствуешь?
— Мы, родившиеся в изгнании, выросли на сказаниях и легендах об утраченной земле, Мар ну Фалмар… Теряя что-то, пытаешься скрупулезно удержать все, что можешь, — не всегда умело, впрочем. В Арноре, как в любой диаспоре, нуменорская культура застыла на образцах, скажем так, периода расцвета, то есть до Тени. Не надо, полагаю, объяснять, что копии в большинстве случаев хуже оригинала. Гондор и Арнор не исключение. С другой стороны, родители еще помнили Нуменорэ. Ругая, как подобает Верным, тамошние нравы и образ жизни, они все же были привязаны к нему — чем угодно: модой, манерами, бытом… Вот и для меня это было, с одной стороны, навязчивым призраком прошлого, с другой — увлекательной стариной… Потом, правда, Аллор порассказал… Вот тогда все и ожило — когда его слушаешь, словно наяву все видишь… Впрочем, даже если бы я была уроженкой Ханатты — мне достаточно, что это его родина… Звучит жутко сентиментально, но коль скоро задан вопрос… Да все равно дун-эдайн в Валиноре только мы двое — кому ж еще древний погибший Запад помянуть. — Она закурила новую самокрутку. — Ну так что, выпьете с нами, Могущества Арды?