Девятое зеркало (СИ)

Гардеробная комната Эморы была полна нарядов, но я оставалась равнодушна. Несмотря на то, что она была богиней и возлюбленной сразу четырех мужчин: трех злых духов Зазеркалья, у одного из которых не было даже тела и одного бога, я не испытывала трепета перед ней, а скорее, острую неприязнь. Одежду некой девицы из Замка встреч я надевала на себя охотнее. Но, признаюсь, наряды Эморы были ослепительны: платья сияли камнями, золотом и серебром. Я двигалась между причудливыми холодными манекенами без лиц, которые хаотично расположились по залу, замерли в причудливых позах, точно они когда-то были живые и танцевали здесь, но окаменели по щелчку пальцев. И тут я заметила его, женский военный мундир с серебряными петлицами и эполетами и длинный черный утепленный плащ с застежкой через плечо, обтягивающие брюки и высокие сапоги на толстой подошве. Глубокий черный с лунным серебром, мягкое сияние света и мрак ночи.

Надев этот костюм, я робко подошла к зеркалу. Собрав волосы в высокий хвост, я накинула на плечи теплый плащ и заткнула в карман узкие кожаные перчатки.

Акар успел облачиться в кожаный доспех, подбитую мехом черную мантию, которая волочилась за ним по полу. Его стройный стан был перетянут ремнями, на поясе висел меч, на бедре — небольшой нож. Он был похож на принца ночи, потому что его голову, как обычно, украшал колючий каменный венец.

Он стоял у окна, задумчиво взирая куда-то вдаль, на снежную степь, что раскинулась до самого горизонта, на снежные мазки, сияющие на солнце, на спокойное голубое небо, в котором золотились снежинки.

Глядя на него, я вспоминаю про оружие. Наверное, сам Акар во этом своем мрачном облачении наталкивает меня на подобные ассоциации, он и сам — оружие, смертоносное, беспощадное, мощное.

Услышав мои шаги, он оборачивается, и я замечаю, что он шумно втягивает носом воздух. Его взгляд скользит по мне от мысков сапог то белокурого хвоста, который я собрала на затылке. Акар хмурится и стискивает зубы. Похоже, этот выбор наряда пришелся ему не по душе.

— Это первое, что попалось под руку, — зачем-то лгу я.

Акар медленно тянет парочку отборных ругательств, которыми выражает свое восхищение, и от которых я смертельно краснею.

— Откуда ты… — и я изумленно качаю головой: — Кто научил тебя таким плохим словам, Акар, если ты никогда не был среди людей?

— Я тоже совершенно не обучен манерам, Тея, — он позволяет себе развязную усмешку. — И мы теперь очень подходим друг другу. Как думаешь?

Сейчас он такой дерзкий и насмешливый, точно мальчишка. Он выглядит не сильно старше меня. И, несмотря на то, что ему больше двух тысяч лет, я хочу обманываться тем, что он совсем молод.

— Ты когда-нибудь был ребенком? — слетает у меня с языка.

Акар становится серьезным. Он молча направляется к туалетному столику, на котором лежат мои ножны с кинжалом, затем подходит ко мне и молча закрепляет ножны у меня на талии. Мы так близко, что я ощущаю его напряженное дыхание.

— Значит не был? — тихо спрашиваю, глядя на него снизу вверх, ибо он выше меня на целую голову.

— Нет.

— А сам… — у меня голос не слушается, но я спрашиваю: — Можешь иметь семью? Детей?

Он вскидывает на меня взгляд и дергает за ремешок сильнее, затягивая туже, чем следовало бы.

— Нет.

Он обречен быть один, как и Дерион… как и все здесь. Это место точно кладбище неудачных попыток Эморы, склеп ее грез.

— Ты выбрала кинжал из черного габбро. Это очень мило, — произносит он.

— Но ведь он не сможет причинить тебе вред?

— Нет.

— А что сможет?

Он внезапно смеется.

— Неплохая попытка, вредина, — кладет ладони на мою талию и притягивает, — догадайся сама.

— Алмазный клинок?

— Глупая.

— Что, Акар? Яд? Сожжение? — неосознанно улыбаюсь, копируя его улыбку. — Отсечение головы? Повешение?

— Отсутствие женщины? — спрашивает он. — Я, однозначно, умру от этого.

И я смеюсь, впервые так свободно рядом с ним.

Он берет меня за руку — за кончики пальцев — его ладонь прохладная и твердая. Он перебирает мои пальцы, будто играя с ними, будто не веря, что они такие маленькие, теплые и нежные по сравнению с его руками.

Когда мы выходим в пустые коридоры, я спрашиваю:

— Ты ведь не наказал Ашареса за мой побег?

Он хмурится.

— Ты… его не убил?

Акар вздыхает.

— Нет.

— Он ни в чем не виноват. Его там не было.

— … не было, — повторяет.

— Он и отошел, быть может, всего на минуту. Прошу, Акар, не тронь никого.

Хозяин гор сжимает мои пальцы сильнее, затем снова перебирает, и его рука медленно расслабляется.

— Люди и так слишком быстро умирают, — бурчит он, — в их жизни нет никакой ценности. Что значит несколько десятков лет, половину из которых они беспомощны: либо слишком молоды, либо очень стары?

Его слова меня злят, и я пытаюсь вытащить свою руку, но он не отпускает.

— Сколько людей, — мне не хочется знать, я не должна спрашивать об этом, но уступаю глупому любопытству: — погибло от твоих рук?

— Меньше, чем от старости и болезней на твоей земле, — раздраженно цедит он. — Вся их жизнь для меня — один миг.