Девятый

Я чужак. За мной никого нет. В примитивном обществе это плохо. Возможно, для такого как я предпочтительнее встретиться со стаей оголодавших волков, чем выйти средь бела дня из лесу к людям и сказать: «Привет вам!» Могут избить и ограбить («хозяин – ты серьезно размечтался, что кто-то польстится на твои портки и рубаху?»); могут просто убить из страха перед незнакомцем или из-за странных местных обычаев (или вообще просто так); могут принести в жертву. Могут банально схватить, и продать на невольничьем рынке, а потом немного поработают тупыми ножницами и определят в гарем… причем не султаном…

Даже в самых дурацких книгах, которые подсовывал Ваня, первые встреченные героям люди (или нелюди), далеко не всегда были настроены дружелюбно. И я прекрасно понимал их авторов – они, как и я, не верили в то, что в другом мире принципы гуманизма всех победили и человек человеку стал братом.

Под влиянием этих мыслей я стал идти помедленнее, хотя отказываться от своих намерений не собирался – мне все равно придется выходить к людям, так что лучше с этим делом не затягивать. Может подстеречь в лесу детей, выбравшихся по грибы-ягоды? Ага… удачная мысль… Увидев чужака, они с криком побегут в деревню: «Папа! Папа! Там маньяк в малиннике! Он хотел …» Далее папаня берется за топор, и начинает искать меня для серьезного мужского разговора (причем не в одиночку). Начну подкарауливать одиночек, так меня подкараулят гораздо быстрее: лазутчик из меня аховый, тем более что местность не знаю, а они здесь живут с рождения. А что подумают про человека, скрывающегося от взглядов по кустам и иным укрытиям? Да ничего хорошего – раз прячется, значит, имеет злой умысел. И возьмутся за вилы…

Ладно – буду держаться настороже. К толпе подходить не стану, и вообще – придется изучать реакцию, мимику, жесты, общее поведение. Как только почую недоброе – ноги в руки и пусть попробуют догнать в этом лесу. Тело у меня, может, не такое крепкое, как оставшееся на Земле, но бегать может быстро – пробовал.

* * *

Деревня располагалась километрах в пяти от побережья – я вышел к ней приблизительно через час (по субъективным ощущениям). Сосновый лес к тому времени остался позади – шел по лиственному. В какой-то момент по курсу начало светлеть, я, предполагая, что это очередная поляна, вышел на опушку, и увидел впереди частокол.

Не забор – именно частокол, какой только в историческом фильме можно увидеть. Тонкие бревнышки в полтора моих роста, вкопанные в землю одно к другому. Верхушки зловеще заточены, посреди стены виднеются основательные деревянные ворота. Перед укреплениями виднеются острые колья в несколько рядов – зловещий наклон и различная высота могут пропороть брюхо как человеку, так и животному размером с лошадь. Огражденная территория не просматривается – виднеются лишь верхушки двускатных крыш. И тишина.

Выбрав удобное дерево, я забрался на несколько метров вверх, благодаря чему смог изучить внутреннюю территорию деревни. Изучать особо нечего: восемь низких, будто вросших в землю домов с почерневшими двускатными крышами, жмущиеся к ним какие-то сараи, колодец по центру – даже деревянное ведро под аккуратным навесом разглядел. Ни человека, ни собаки, ни коровы – лишь одинокая курица бродит.

Может жители по делам пошли? На поле работать, или еще куда? Кстати – так оно, наверное, и есть: крестьянам в разгар дня дома делать нечего. Они ведь пашут от зари до зари.

А вдруг здесь живут не крестьяне? Серьезных полей не видно, а из огородов только несколько несолидных грядок у реки. Раз не видно – значит они далеко: отсюда не разглядеть. Может лес от меня закрывает. А какой смысл заниматься земледелием вдали от деревни? Смысл простой: им занимаются там, где имеется плодородная земля. А вот саму деревню строят в месте удобном для жизни; в данном случае еще и для обороны. Частокол ведь не от бурундуков поставлен – от зверья простого забора хватит. А следов непростого за время странствий не заметил, так что сомневаюсь, что здесь водятся динозавры. А народ здешний явно чего-то опасается: вон как расположились – в излучине речушки… с трех сторон вода прикрывает. Да и берега там высокие – нелегко забираться при штурме. Живут как в крепости, а хозяйство держат в стороне. На рыбалку за пять кэмэ им ведь не лень бегать? Так же и с остальным.

Раз население ушло на работу, внутри, судя по отсутствию серьезного движения (единичная курица не считается), остались только древние старики. Максимум – сторож сидит за воротами. Стоп – а дети? Ну… старшие тоже на полях пашут, кто помладше в лесу малину собирает. Какая малина? Ягод же еще нет – сам видел. Ну… тогда жимолость или грибы.

Спустился вниз. Попугай, согнанный при карабканье на дерево, тут же вернулся на законное место – передвигаться самостоятельно он теперь считал ниже своего достоинства.

– Так зеленый – готовься, если что, быстро сматываться: мы выходим к людям.