Они возвращались под конец долгого дня в монастырь, когда сестра Люси, шедшая впереди Салли, внезапно остановилась посреди улицы. На ступеньках высокого крыльца сидела маленькая девочка в чем-то похожем на ночную рубашку с чужого плеча, и грубых башмаках на босу ногу. Подойдя ближе, Салли услышала, как сестра Люси строго спросила ее, почему она не в школе. Девочку она назвала по имени – Лоретта. Маленькая Лоретта ответила, что не пошла сегодня в школу, поскольку сестры не могли ее отвести. А когда сестра Люси снова спросила почему, девочка уперла подбородок в коленки, подтянутые к груди. Сестре пришлось подстегнуть ее:
– Говори же, дитя!
Маленькая девочка, запинаясь, начала говорить, потом слова полились потоком:
– Чарли рассердился на нас сегодня утром – мы слишком смеялись. Он запер Маргарет и Тилли и не хочет их выпускать.
Сестра Люси посмотрела на вход в дом позади девочки.
– Они все еще там?
И девочка с огромными глазами и спутанными волосенками медленно кивнула.
Встряхнув черными рукавами, сестра Люси без единого слова поднялась на крыльцо. Салли и малышка безмолвно двинулись следом.
Этот дом был лучше многих. На лестнице лежал ковер. Где-то негромко играло радио. Пахло мастикой для пола. Добравшись до двери в квартиру маленькой девочки, сестра Люси решительно бухнула в нее кулаком, а после, не дожидаясь ответа, повернула ручку и вошла. Перед ними открылся длинный коридор, плохо освещенный и душный. В дальнем его конце оказалась красивая комната с темной мебелью, отделанной замысловатой резьбой, стол под бархатной скатертью, большое зеркало в золоченой раме. На обтянутом плюшем кресле – обвалившаяся стопка учебников.
Постояв мгновение, сестра Люси позвала: «Девочки?» – затем повернула в другой коридор покороче, который вел к закрытой двери. Она снова постучала и снова, не дожидаясь ответа, повернула ручку.
– Хвала Господу, – сказала она, открыв дверь.
Салли поверх плеча монахини заглянула в полутемную комнату. Она увидела двух девочек приблизительно одних с ней лет – те сидели в изголовье и ногах кровати на смятом белье. На одной, чуть постарше, была юбка и атласная комбинация, другая, помладше и более худая, была в белой ночной рубашке, как Лоретта. Обе оказались привязаны к железным столбикам кровати темными кожаными ремнями, которые петля за петлей охватывали их запястья. Увидев монахиню, девочки постарались сесть прямо. Когда она бросилась к ним, обе жалобно заплакали, приговаривая «ох, сестра».
Взглянув на их лица, сестра Люси и Салли сразу поняли, что они проплакали весь день. В душной комнате пахло мочой. Пахло потом.
Сестра Люси уже развязывала девочку постарше, которая была привязана к изголовью кровати. Салли завозилась, стараясь распутать ремень (точнее, даже два ремня: длинный мужской с массивной пряжкой и тонкий, который, возможно, раньше скреплял стопку учебников в гостиной) на второй девочке. Ремни плотно обматывали железную перекладину с шелушащейся краской и тонкие запястья девочки. На коже у нее проступили огненные рубцы, а кончики пальцев посинели.
Сквозь слезы девочки рассказали сестре Люси, что сегодня утром, собираясь в школу, они слишком много смеялись и рассердили брата. Они терли запястья. Младшая девочка обмочила ночную рубашку и теперь краснела от стыда. Старшая, в габардиновой школьной юбке, но без блузки, только в атласной комбинации, поднесла ладонь к шее. Салли увидела, что она пытается прикрыть синяк, похожий на бутон розы или мелкую монету. Она заметила, что и сестра Люси тоже оценивающе рассматривает отметину. Глаза монахини сузились. Салли спросила себя: может, на шее у девочки тоже стригущий лишай?
Когда пленницы, все еще всхлипывая, встали с кровати, Салли проследила взгляд монахини до череды красных рубцов у них на голенях и ляжках. Следы порки.
– Где ваша мать? – спросила сестра Люси.
– На работе, – хором ответили девочки. – Уехала со своей семьей.
Как оказалось, мать уехала на неделю с семьей, к которой ходит готовить, в их загородный дом. Девочки сказали, что Чарли теперь главный.
Салли видела, как гнев оттягивает вниз уголки губ и глаз сестры Люси. Она вообразила, как он поднимается чем-то ужасным, чем-то непереваренным из глотки, из узла ярости в ее груди.
– Отведи Лоретту на кухню, – велела сестра Люси Салли. – Посмотри, нельзя ли ее чем-нибудь там покормить. А заодно вымой ей лицо и руки.
Когда Салли потянулась к ней, маленькая девочка отпрянула.
– Делай, как я говорю, дитя, – сказала сестра Люси. Холодно сказала. Настойчиво.
Когда они переступили порог, сестра Люси закрыла дверь в комнату, но Салли успела услышать ее слова:
– Дай посмотрю на твою шею.
Кухня оказалась большой, опрятной, даже милой, хотя на столе все еще красовались остатки завтрака: недоеденные яйца в подставках, недопитое молоко и корки холодного тоста. Смех, так рассердивший брата, наверное, взорвался здесь.