На следующем уровне была беседка на вершине горы, даже не пытающаяся выглядеть правдоподобно. Сплошные смутные персиковые облака, глициния, густыми кистями свисающая с бледно-розовых колонн, женщины в прозрачных платьях, нежащиеся на теплом от солнца камне, невозможный бриз, развевающий их волосы, предзакатный час, который никогда не закончится. Они вошли в картину Максфилда Пэрриша.
Наконец они попали в тихую комнату. Возле одной стены стоял длинный банкетный стол, освещенный светлячками. Отзвуки бесед были тихими и культурными. Обращенную к северу стену занимало огромное круглое зеркало высотой почти в два этажа. Его поверхность, казалось, клубится. Это было все равно что смотреть на огромный котел, в котором помешивает невидимая рука, но благоразумнее было воспринимать это зеркало как хранилище, вместилище магии, пополняемое страстью и самообманом. Этот, пятый, уровень «Манускрипта» знаменовал собой центральную точку между комнатами подпитки наверху и ритуальными комнатами внизу. Он был намного просторнее остальных, простирался под улицей и под окружающими домами. Дарлингтон знал, что вентиляционная система находится в полной исправности, но с трудом гнал мысли о том, что его здесь раздавит.
На многих тусовщиках были маски – вероятно, то были знаменитости и выдающиеся выпускники. Некоторые носили причудливые платья, другие – джинсы и футболки.
– Видишь пурпурные языки? – спросил Дарлингтон, указав подбородком в сторону покрытого глиттером мальчика, наливающего вино, и почти обнаженной девочки с кошачьими ушками, несущей поднос. – Они приняли Заслугу, наркотик служения. Его принимают прислужники, чтобы отказаться от своей воли.
– Зачем кому-то это делать?
– Чтобы служить мне, – сказал нежный голос.
Дарлингтон поклонился фигуре, одетой в серовато-зеленую шелковую мантию и золотой головной убор, также служащий в качестве полумаски.
– Как мы можем обращаться к вам этой ночью? – спросил Дарлингтон. Носитель маски представлял Ланя Цайхе, одного из восьми Бессмертных из китайских мифов, который мог менять пол по своей воле. На каждом собрании «Манускрипта» избирался новый Цайхе.
– Сегодня я – это она.
Ее глаза под маской были совершенно белыми. Сегодня она могла видеть все, и никаким чарам было ее не обмануть.
– Мы благодарим вас за приглашение, – сказал Дарлингтон.
– Мы всегда приветствуем представителей Леты, хотя, к нашему сожалению, вы никогда не пользуетесь нашим гостеприимством. Может быть, бокал вина? – она подняла ухоженную руку с изогнутыми, словно когти, но гладкими и отшлифованными, как стекло, ногтями, и вперед выступил один из прислужников с кувшином.
Дарлингтон предостерегающе покачал головой Алекс.
– Спасибо, – виновато сказал он. Он знал, что некоторые члены «Манускрипта» воспринимают отказ членов Леты отведать удовольствий общества как личное оскорбление. – Но нас связывает протокол.
– Ни одно из наших предложений касательно кандидатов-первокурсников не было принято, – сказала Лань Цайхе, устремив белые глаза на Алекс. – Это большое разочарование.
Дарлингтон разозлился. Но Алекс сказала:
– Зато вы не будете многого от меня ожидать.
– Осторожнее, – сказала Цайхе. – Я люблю, когда меня обезоруживают. Вы еще можете повысить мои ожидания. Кто заколдовал ваши руки?
– Дарлингтон.
– Вы стыдитесь своих татуировок?
– Иногда.
Дарлингтон удивленно взглянул на Алекс. Она что, под принуждением? Но, увидев довольную улыбку Лань Цайхе, он понял, что Алекс ей просто подыгрывает. Цайхе любила сюрпризы, а прямота удивляла.
Цайхе провела ногтем по гладкой коже на обнаженной руке Алекс.
– Мы могли бы стереть их окончательно, – сказала Цайхе. – Навсегда.
– За небольшую плату? – спросила Алекс.
– За
– Миледи, – предупреждающе сказал Дарлингтон.
Цайхе пожала плечами.
– Это ночь подпитки, когда наши запасы пополняются и бочки наполняются. Никаких сделок не будет. Спустись, мальчик, если хочешь знать, что дальше. Спустись и увидишь, что тебя ждет, если посмеешь.
– Я просто хочу знать, здесь ли Джоди Фостер, – пробормотала Алекс, когда Лань Цайхе вернулась к банкетному столу. Она была одной из самых известных выпускниц «Манускрипта».
– Откуда тебе знать, может,
Лань Цайхе обратилась к нему со своего места во главе банкетного стола:
– Спустись.
Дарлингтон не должен был услышать ее с такого расстояния, но слово будто эхом пронеслось у него в голове. Он почувствовал, что пол проваливается и он падает. Он стоял в просторной пещере, выбитой в земле, скалы были скользкими от влаги, воздух наполнен запахом свежевскопанной земли. В ушах у него жужжало, и Дарлингтон осознал, что звук исходит от зеркала, от хранилища, которое почему-то по-прежнему висело на стене пещеры. Он был в той же самой комнате, но и не был. Он взглянул в клубящуюся поверхность зеркала, и дымка внутри него разошлась, жужжание стало громче, отдаваясь у него в костях.