Девятый Дом

Но Алекс слушала речь декана вполуха. Она смотрела на старую карту Нью-Хейвена, висящую над камином. Та представляла собой изначальный девятиквартальный план Нью-Хейвенской колонии. Она вспомнила, что сказал Дарлингтон в первый день, когда они шли по лужайке: Город должен был стать новым Эдемом, заложенным между двух рек, как между Тигром и Ефратом.

Алекс взглянула на форму колонии – клин земли, окаймленный рекой Вест и каналом Фармингтона, двумя узкими полосками воды, торопящимися встретиться в гавани. Она наконец поняла, почему место преступление казалось таким знакомым. Перекресток, где нашли тело Тары Хатчинсон, выглядело точь-в-точь как карта: этот участок голой земли перед Бейкер-холлом был словно колония в миниатюре. Улицы, окружающие участок земли, были реками, запруженными машинами, объединяющимися на аллее Башни. И Тару Хатчинс нашли посреди этого всего, ее изуродованное тело лежало в сердце нового Эдема. Ее тело бросили там не просто так. Его намеренно там положили.

– Если честно, Алекс, – говорил Сэндоу, – какой вообще мотив мог быть у кого-то из этих людей, чтобы навредить подобной девушке?

Она вообще-то не знала. Она знала лишь, что они это сделали.

Затем кто-то выяснил, что Алекс побывала в морге. Кто бы это ни был, он думал, что Алекс знает тайны Тары – по крайней мере некоторые – и что в ее распоряжении достаточно магии, чтобы узнать больше. Они решили что-то предпринять. Возможно, они пытались ее убить, а может быть, достаточно было ее дискредитировать.

А как же Жених? Почему он решил ей помочь? Был ли он как-то со всем этим связан?

– Алекс, я хочу, чтобы ты добилась здесь успеха, – сказал Сэндоу. – Я хочу, чтобы мы пережили этот тяжелый год, и хочу, чтобы мы уделяли все свое внимание обряду в новолуние и тому, чтобы вернуть Дарлингтона домой. Давайте пройдем через это, а уж потом подведем итоги.

Алекс хотела того же. Ей нужен был Йель. Ей нужно было свое место здесь. Но декан ошибался. Смерть Тары не была просто ужасной трагедией, как хотелось бы Сэндоу. Кто-то из обществ был в этом замешан, и, кто бы это ни был, он хотел заткнуть ей рот.

Я в опасности, хотелось сказать ей. Кто-то навредил мне, и я не думаю, что они закончили. Помогите мне. Но когда слушали ее просьбы о помощи? Почему-то раньше Алекс думала, что в этом месте со всеми его правилами и ритуалами все по-другому, и декан Сэндоу за ними присматривает. Мы пастыри. Но они просто заигравшиеся дети. Глядя на сидящего, скрестив ноги, и попивающего чай Сэндоу, и отражающийся от его покачивающегося ботинка свет, Алекс поняла, что на каком-то уровне ему было, в сущности, все равно, что с ней будет. Возможно, он даже надеется, что с ней что-то случится. Если Алекс навредят, если она исчезнет, вместе с ней исчезнет вся вина за случившееся с Дарлингтоном, и ее короткий катастрофический стаж в Йеле спишут как прискорбное недоразумение, неудачный амбициозный эксперимент. В новолуние он вернет своего золотого мальчика и все исправит. Ему хотелось комфорта. Разве сама Алекс не такая же? Разве она не мечтает о мирном лете и чае с мятой, пока холодное тело Тары Хатчинс лежит в ящике?

Спи спокойно. Она готова была сделать это. Но кто-то попытался ей навредить.

Алекс почувствовала, как внутри нее ворочается что-то темное. «Ты тихий зверь, – как-то сказала ей Хелли. – У тебя внутри маленькая гадюка, готовая ужалить. Скорее всего, гремучая змея». Она сказала это, ухмыляясь, но она была права. Вся эта зимняя погода и вежливые беседы усыпили змею, ее сердцебиение замедлилось, и она стала ленивой и неподвижной, как любое хладнокровное существо.

– Я тоже хочу, чтобы мы через это прошли, – сказала Алекс и улыбнулась ему испуганной, заискивающей улыбкой. Его облегчение ворвалось в комнату подобно теплому фронту, который приветствуют жители Новой Англии и про который жителям Лос-Анджелеса известно, что он приводит к пожарам.

– Хорошо, Алекс. Значит, так и будет, – он поднялся и надел пальто и свой полосатый шарф. – Я передам твой отчет выпускникам и увижу вас с Доуз в среду ночью в «Черном вязе», – он сжал ее плечо. – Всего через несколько дней все вернется в норму.

Только не для Тары Хатчинс, осел.

Она снова улыбнулась.

– До среды.

– Памела, я напишу тебе письмо насчет закусок. Ничего слишком изысканного. Мы ожидаем двух представителей «Аврелиана» вместе с Мишель, – он подмигнул Алекс. – Ты будешь в восторге от Мишель Аламеддин. Она была Вергилием Дарлингтона. Настоящий гений.

– Мне уже не терпится, – сказала Алекс, махая рукой уходящему декану. Как только дверь закрылась, она сказала: – Доуз, насколько тяжело говорить с мертвыми?

– Совсем не сложно, если ты член «Книги и змея».

– Они последние в моем списке. Я стараюсь не просить о помощи людей, которые, возможно, хотят меня убить.

– Это ограничивает твои возможности, – пробормотала Доуз, глядя в пол.