Девятый круг. Одиссея диссидента в психиатрическом ГУЛАГе

Напугав конвойного солдата тем, что голодающий умирает, я вызвал Перова. Тот явился еще более пьяный, чем в Самаре. Выдал Янину пару таблеток теофедрина, оставшуюся пачку зачем-то всучил мне. Значит, Перов меня все-таки узнал. Я спросил насчет заключения Сербского.

— Все нормально, — подмигнул Перов и попытался сложить пальцы знаком ОК, но тут его швырнуло к стенке вагона. — Признали невменяемым.

Было смешно, но хотелось плакать. Перов думал, что, как и большинство зэков, я специально косил, чтобы получить невменяемость, и поздравлял меня с тем, чего я боялся больше всего — с СПБ.

Нас с Яниным выгрузили отдельно и провели метров сто к воронкам. Я пожал на прощание его полуживую руку и передал мешок с вещами. Дальше он должен был двигаться уже сам. Путь Янина на свободу оказался очень долог.

Мы еще сможем переговорить дней через пять, когда нашу камеру выведут на прогулку. Янин прокричит через решетку, расскажет, что его откачивали после этапной «трапезы», промывая желудок и положив под капельницу[49]. Также сообщит, что в тюрьме возобновил голодовку. После того разговора, сколько я ни искал его по тюрьме, найти уже не мог.

Далее начался другой роман — но уже в жанре не «Симплициссимуса», а скорее «Графа Монте-Кристо».

Я оставил Валере Любанин адрес, через неделю Любаня получит от него письмо, отправленное из карцера зоны усиленного режима в Самарской области. Туда Янин попадет прямо с вахты по недавно введенному правилу: голодовка в ГУЛАГе стала расцениваться как нарушение режима[50]. В ШИЗО Янина разденут, сменив почти все одежду на казенную, но хитрый Валера сумеет пронести купюру в пять рублей в резинке трусов. За эти деньги надзиратель и согласится опустить письмо в ящик.

Валера напишет, что продолжает голодовку. Еще чуть позже письма от него Любане стали приносить вольные сотрудницы лагеря — от поварих до учительниц лагерной школы. Янин никак не был красавцем, но был высок и обладал удивительным талантом коммуникатора. История «графа Монте-Кристо», побывавшего и в Турции, и в Америке, видимо, тоже привлекала женщин. «У них просто глаза покрываются поволокой, стоит сказать, Валера“», — будет шутить Любаня.

В письмах Валера сообщит, что вышел из карцера, снял голодовку и вообще дела идут неплохо. КГБ догадается об этом и отправит Янина на дальнюю зону — в Киргизию. Письма от него перестанут приходить, прорвется по почте только одно. В нем Янин напишет, что в первый же день на производстве получил увечье — оставленный в шпинделе токарного станка ключ вылетел, разбив Валере челюсть. Два месяца он пролежит в лагерной больнице.

Далее у Янина, видимо, возникнет план: стать «неудобным зэком», с тем чтобы начальство само избавилось от него, отправив назад. Валера возьмется писать заявления о ментах, которые берут взятки за представление к условно-досрочному освобождению. Отправлять он их будет в прокуратуру и в ЦК, чем донельзя озлобит чекистов. Проблему они решат своим обычным способом: Янина осудят за «посредничество» при даче взяток.

Логика обвинений может выглядеть слегка безумной: заявления Янина ходили по зоне, из них зэки узнавали, кто и сколько берет. В деле будут фигурировать и расписки настоящих посредников, которые те выписывали зэкам. Чтобы дело совсем не выглядело комедией, за это осудят и одного из реальных посредников — тот, конечно, даст показания против Янина. В итоге Валера получит общий срок в 11 лет с гаком.

Наверное, тут Янин догадается, что вместо «неудобного» он стал «вечным зэком», и свобода ему не светит. Тогда он организует групповой побег. Очень технично, подговорив бежать еще пятерых заключенных, он сможет вместе с ними прокопать из санчасти подземный тоннель за зону длиной в 35 метров и бежать.

Это произойдет летом 1983 года, самарские чекисты будут вне себя и выйдут караулить профессионального беглеца по городу — хотя Янин и не подумает там появляться. Его следующий план — добраться до Ирана, через который каким-то образом дойти до Турции (Иран выдавал беглецов назад в СССР). Увы, никто не сможет уйти, самого Янина через двадцать дней арестуют в Ташкенте.

На радостях в КГБ выпишут Янину приговор, наверное, самый странный за последнее десятилетие послесталинских репрессий. Его осудят на 15 лет — из них семь лет в «крытой» тюрьме — за «измену Родине» «в формах бегства за границу и оказания помощи иностранным государствам в проведении враждебной деятельности против СССР, в частности, в проведении антисоветской кампании „О нарушениях прав человека в СССР“, которая наносит политический ущерб Советскому государству и препятствует осуществлению мирных инициатив СССР»[51]. Несчастный зэк окажется врагом мира и чуть ли не зачинщиком мировой войны.

Проживи Советский Союз подольше, Янин не увидел бы свободы до 2003 года. Он выйдет с зоны по помилованию осенью 1991-го, чуть не досидев до конца СССР, от имени республик которого все свои приговоры и получал[52].

* * *