Однажды взорвался целый цех секретного завода, и взрыв был такой силы, что если бы цех предусмотрительно не построили в котловане, то, наверное, снесло бы полгорода. Чапаевск уцелел — но из тех, кто был в цехе, не уцелел никто. Как будто этого было мало, жители еще довольно методично занимались уничтожением друг друга общественно опасным образом. Как и на всяком советском производстве, с завода тащили его продукцию — в Чапаевске это была взрывчатка. На рыбалке ею глушили рыбу, ну а в случае конфликтов кто-нибудь мог со злости запросто подорвать и крыльцо соседу. Любимым развлечением чапаевской шпаны было подкладывать толовые шашки под столбы электропередачи. Взрыв — и целый квартал остался без света.
Со слов Пети, на местном кладбище шли целые ряды молодняка не старше 25 лет: кто погибал в ходе локальных гопнических «войн», кто — от неосторожного обращения со взрывчаткой.
Рассказывал Петя обо всем этом спокойно, с изрядной долей фатализма. Родившись на пороховой бочке, наверное, нельзя не вырасти фаталистом. С тем же фатализмом он относился и к своему заключению в тюрьме: «Ну, может, дадут
Затем в камеру подсадили молодого наркомана из местных, сызраньских. Он тут же пустился в словесную перепалку с Мишей, но тот был покрепче, так что наркоман решил не рисковать и вел себя потом тихо. Однажды вечером надзиратель бросил ему через кормушку маленький холщовый мешочек. В нем оказались семена мака, наркоман ел их ложкой, после чего изображал неземное блаженство и пел какую-то песню, всегда одну и ту же. На третий день он слегка порезал себе бритвой живот. Живот зашили в санчасти, но, вернувшись оттуда, наркоман потребовал, чтобы его перевели в общую камеру — к общему удовольствию, начальство его просьбу удовлетворило. Было только непонятно, почему перед тем, как резать живот, нельзя было просто попросить об этом, написав заявление.
Следующим к нам кинули
История была банальная: парня опустили на
— Да тебя бы уже убили в другой
— Что будем с ним делать? — обратился он уже ко мне.
Мы потребовали от
Пару дней царило затишье, после чего началось шествие — кого-то приводили, кого-то забирали, камера переполнилась, на три
Это были представление и парад персонажей провинциального криминального мира, столь же бессмысленного и беспощадного, как и русский бунт.
Еще молодой и сытый вор по кличке Усатый поначалу пытался «блатовать», изображая
Усатый случайно заметил, что в кафетерий по соседству завезли большие, 50-литровые, бидоны с медом, и решил хотя бы один из них украсть. Ночью Усатый забрался в кафетерий, но, на свое несчастье, обнаружил рядом с медом еще и ящик водки. Он выпил сразу бутылку — и там же, в кафе, заснул. Разбудила Усатого милиция, вызванная утром заведующей, которая сильно испугалась, обнаружив под прилавком пьяного мужика.
Его соперником в номинации был сморщенный нервный зэк, только два месяца назад освободившийся с местной зоны. На рынке в Сызрани он случайно встретил солагерника, жившего неподалеку в деревне. Оба на радостях выпили и тут же решили отправиться «на дело». Деревенский предложил ограбить магазин-сельпо у него в деревне.