Девятый круг. Одиссея диссидента в психиатрическом ГУЛАГе

Мы дружески попрощались, после чего оставалось только ждать суда. Процесс двигался по траектории, которая проходила мимо как юридических принципов, так и психиатрических. Ничто из материалов дела не указывало ни на «заведомую ложность», ни на «особую социальную опасность», тем не менее именно эти виртуальные категории неизбежно затягивали меня в спецпсихбольницу МВД, и не было приема, который дал бы возможность из них выкрутиться — как нельзя выплыть из водоворота. Я чувствовал себя примерно как капитан «Титаника», который уже видел с мостика приближающийся айсберг, но был не в силах изменить курс корабля и столкновения избежать.

В ночь с 19 на 20 сентября я долго не мог заснуть. Я знал, что суд уже вынес определение по делу. «Определение» был точный термин — этот документ должен был определить мою судьбу. Никаких неожиданностей я не ждал. И хотя, как у всех зэков и людей, где-то в глубине души теплилась надежда на чудо, довериться ей было опасно.

Неожиданно поздней ночью вдруг все услышали странный звук — как будто стукнул какой-то огромный колокол, подвешенный в поднебесье. Вскоре послышались сирены, еще чуть позднее запахло гарью.

Мы выступали надзирателя, который сам толком ничего не знал. Он только мог успокоить тем, что, да, где-то пожар, но не в городе, так что тюрьма не загорится и не стоит беспокоиться.

Как выяснилось позднее, в ту ночь случилась одна из самых страшных железнодорожных катастроф в истории СССР. Дежурный на станции по неизвестным причинам разрешил спустить «самоходом» с горки цистерну со сжиженным газом, пусть правилами это и было категорически запрещено, а для самых тупых на цистерне еще и было написано: «С горки не спускать». Помощник составителя поездов никак не вмешался, а дежурный «стрелочник» по фамилии Поднебесов уже не мог ничего сделать, потому что тормозные башмаки на путях, которыми только и можно было остановить летящую вниз цистерну, почему-то отсутствовали.

Все это выглядело как некое мистическое совпадение событий, но надзиратели из местных нам рассказали честно, что произошло, и легко «мистику» опровергли. Дежурный с помощником в ночную смену просто глухо пили, так что оба плохо соображали, что делали. В итоге цистерна с пропаном ударилась о вагон с цементом и разбилась вдребезги, жидкий газ разлился по путям, Поднебесов решил бежать подальше от греха, спасая свою жизнь, и никого не предупредил (тем самым он оправдал свою фамилию, ибо отправил на небеса с полсотни человек). Примерно в два часа ночи «от неустановленного источника возгорания» газо-воздушная смесь взорвалась — и стерла с лица земли целый пристанционный поселок Машинистов.

Снесло 44 дома, 41 человек погиб на месте, общее число пострадавших от ожогов превысило 200 человек, кто-то умер уже в больнице.

Пожилой надзиратель, заступивший на смену утром, рассказывал об этом с нотками ужаса в голосе. У него самого кто-то из родственников жил в поселке Машинистов и попал в больницу. Для меня это событие стало еще одним плохим предзнаменованием.

Оно полностью оправдалось.

Во второй половине дня — была суббота, как раз день свиданий, — приехали мама и Любаня. Приехали они на машине, из-за катастрофы электрички не ходили. Любаня, как обычно, была празднично одета, но ее правая рука висела на повязке и была загипсована. Перелом Любаня получила вчера сразу после суда.

Любаня довольно подробно описала мне, что там произошло.

Слушание проходило в здании областного суда. Это место я хорошо знал. Там выступал помощник присяжного поверенного Ульянов, он же Ленин, по этому поводу на здании до сих пор висит мемориальная доска с барельефом Ленина.

Во времена моего детства там же располагался и факультет ВЮЗИ, деканом которого был отец. Нередко, когда надо было дождаться маму с занятий, или по другой причине, он покупал для меня бутерброды с лимонадом и усаживал в своем просторном кабинете за одним из столов.

Суд был открытым — что было исключением для политических процессов и в то же время нормой в тех случаях, когда сам подсудимый не присутствовал в суде. Тогда политических выступлений ждать было не от кого, так что и КГБ особо не беспокоился, чтобы скрывать процесс.

Почти половина зала была заполнена «спецпубликой», причем далеко не юного возраста. «Спецпублика» демонстративно сторонилась моих друзей, так что в полном соответствии со сценарием, написанным Кафкой, в итоге в зале образовались две «партии»: поддерживающая подсудимого «правая» и враждебная ей «левая».

Командовал «левыми» некто из чекистов. Несколько раз по его сигналу «спецпублика» принималась шикать или смеяться над «политически вредными» суждениями свидетелей, однако это случилось лишь пару раз, и процесс в целом проходил спокойно.