Девятый Замок

Рожок не звал меня, и лютня не была слышна:
Я слушал тишину на сэтере высоком.
Орлы и вороны знамён не встретили мой взор,
Но червь огнекрылый шёл на мир, и это видел я.
Тинг мечей мной не изведан,
Но звук моих шагов помнят пустые залы.
Не клал я жертв золотому тельцу,
Но ведомо мне, как прекрасны руины городов.
К ярлам на шумный пир меня не звали,
Но крылья и клыки во тьме встречались мне не раз.
Не подносили мне мёду прекрасные девы,
Но первым я привел ладью на тот туманный брег.
Я видел, как бежит с алтаря жертва,
И видел, как змей спешит за невестой.
Я видел древние крепости,
Я видел реющие над башнями знамёна,
И тоскливый гул серых волн
Отзывался в моём одиноком сердце.

Дэор смолк, а музыка дрогнула, и духи тьмы радостно завопили. Арфа не могла издавать подобной мелодии — буря, страшная буря тёмной ночью, разверстая морская бездна, и страх… Нет, не страх смерти — но страх восторга, на гребне волны, за миг до гибели…

Песня сотрясала воздух, точно барабан Эрлинга:

Я помню ветер, горячий как лёд,
Я помню чёрную пасть, открытую от земли до небес,
Я помню, как люди шли в Хель,
Я помню бессмертного Владыку, и его ужасный взор.
Я не смеялся вслед тем, кто был охвачен страхом,
Я молчал, когда Корабль Мёртвых вёз меня в Бездну.
Я говорил с Предками и Владыкой Подземья,
Я говорил им только правду.
И Хелла отняла ножи от моего сердца,
И Хельгрим опустил свои жуткие глаза,
И Дом Туманов выпустил меня обратно,
И я не знаю никого, кто прошёл бы дальше,
За край мира…

Сын Хьёрина умолк. Затихла и музыка. В безмолвии поднял он глаза на собравшихся…

Все молчали. Многие в недоумении, иные в растерянности и даже страхе. Бьёрн уставился в рог с хмелем и глубоко задумался. Менрик еле заметно кивал головой.

Молчание длилось долго, прерываемое лишь шумным дыханием да шёпотом пламени в камине. Дэор вновь взглянул в глаза Эрвинду. И дёрнулся, как от удара: жалость — и ужас, вот что прочитал скальд во взоре гостя!

Наконец встал хозяин замка и произнес, укоризненно качая головой:

— Туманна твоя песнь, Дэор, как тот самый брег, который посетил Калластэн. Она не плоха, нет, это красивая песнь, но… Так поют на Юге, барды зелёного Эйреда складывают такие песни. От них делается кисло во рту и тоскливо на сердце. Не думаю, что такими кённингами следует украшать пиршества благородных воинов. О ком эта песня? О викинге, о герое-мстителе? Нет, о безымянном страннике, скитальце моря, везде чужом… Песня же Эрвинда заставляет сердца биться сильнее, и даже в ниддинге зажжёт она пламя битвы. Я говорю, что ты отныне второй скальд после Нактехалля.

Дэор пожал плечами. Он не обиделся, ибо никогда не полагал себя хорошим скальдом.

— Я так гляжу, — Менрик, недобро улыбаясь, вытащил из усов застрявшую капусту, — что песни троллей вам милее песен альвов?

— Зачем спросил, Старик? — поднял бровь Готлаф.

— Дэор перестарался, — спокойно проговорил усач, глядя куда-то вдаль, — он позвал вас, и Эрвинд позвал. Только Эрвинд зовёт на тот путь, по которому сам, верно, не ступал, а Дэор…

— Менрик, тихо, — прошипел Дэор и пнул его под столом. Он явно перестал понимать, что происходит, и не сказать, чтобы это его радовало…