Девочка Давида

Я тихонько выдохнула: Давид меня защитил.

Защитил.

Алероев отослал охрану, потому что боялся связываться с Давидом. Но я знала, что позже он обязательно посмотрит камеры и поймет, что его головорез не врал.

А пока я выиграла себе время.

И оружие из его арсенала.

Я пошла ва-банк, потому что у меня не было нескольких недель, которые мне обещал Монарх. Давид сказал, что как только он меня возьмет, тут же от меня избавится.

Но он не учел одного.

Я избавлюсь от него первая.

— Вадим, как будут новости, найди меня, — велел Давид.

— Береги себя, Дава, — кивнул он.

Мы сели по машинам. По напряженному лицу Басманова я поняла, что масштаб проблем был куда больше, чем я себе представляла. Вместе с Давидом попала и я, и вот парадокс: остаться с убийцей теперь казалось куда более безопасным решением, чем остаться без него.

Мое внимание привлекла дорожная сумка. Давид бросил ее назад, и металлический звук сильно ударил по мне. Оружие, поняла я. Небольшая доля. Давид собирался на задание — деньги зарабатывать.

Мы резко тронулись с места, покидая Аргентум.

— Куда дальше? Как ты собираешься возвращать ему долг?

— Мои заботы, — коротко ответил Басманов.

Я замолчала. Его долги — мои долги тоже. Надо подумать, как быть дальше, а для этого надо попасть домой.

— Куда ты везешь меня? Домой?

— В лес, — невозмутимо ответил Басманов, — ты же не думаешь, что я поверил тебе там, в клубе?

Я тяжело сглотнула и отвернулась. Показывать свой страх было нельзя. Я старалась себя успокоить: ему нет смысла убивать меня сейчас.

— Я просто защищал тебя. Но я не слепой.

— Почему ты защищал меня?

— Скоро узнаешь.

Мою руку грел металл. Я поглаживала его в кармане, а палец то и дело ложился на спусковой крючок — я представляла, как сделаю выстрел.

В него.

Я все так же сильно ненавижу тебя, Давид Басманов.

Каждая частица моего тела пропитана этой ненавистью, а ты же в упор не видишь.

Ослеп от желания.

От проблем.

От собственного величия ослеп.

— Ты слышишь меня, девочка? — угрожающий тон навис надо мной.

Я распахнула глаза. Мы уже не ехали — стояли у обочины в смертельной тишине. Вокруг был только лес, как он и обещал.

Сколько мы ехали сюда? Сколько я сидела вот так — задумавшись о прошлом? Я слышала, как он кому-то звонил, но была в абсолютной прострации.

К счастью, Давид принял мое состояние за другое:

— Влюбленная дурочка, — усмехнулся он.

И погладил меня по щеке. Так нежно, что я ее даже не ощутила. Нежность не ощутила. Только прилив ненависти и… боли.

Каждое его касание переплеталось с картинками прошлого.

— Сними розовые очки, малая. И не вздумай влюбляться в такого, как я.

— Иначе что?

— Иначе убью.

Черные глаза не отпускали меня — они все терзали душу ненавистью и не отпускали.

Если бы он только знал!

Какой смерти я ему желаю. Безысходной, страшной, мучительной.

И кого на самом деле я любила.

Если бы он знал — он бы непременно захотел убить меня.

— Ты чем вообще занимаешься?

Давид взялся за пачку сигарет, схватил несколькими пальцами и ловко вытащил одну. Затянулся с удовольствием и посмотрел на меня. Его глаза заволокла опасная дымка, но Давид Басманов был не из тех мужчин, которых устраивал обычный секс для удовлетворения первобытных потребностей.

Я это уже уяснила.

Он хотел растянуть удовольствие, потому что был уверен — ему удастся поиметь меня, и много раз. В его диких глазах читалось, сколько раз и в каких позах он это сделает.

Но это завтра.

А сегодня дела.

— Я фигуристка. Была когда-то.

— Ни хрена себе, — прищурился зверь, — а чего бросила?

Я облизала губы, задыхаясь от дыма. И отвернулась.

— Фигуристка и каратистка, значит? — подытожил он.

Одной рукой он повернул меня к себе. И смотреть заставил. Жесткие пальцы сжались на моем подбородке. Глаза вмиг заслезились — то ли от едкого дыма, то ли от той боли, что доставляли его прикосновения.

Если секс с ним будет таким же, как его касания, я умру. После первого раза. Едва только он окажется во мне.

— Первое хотели мои родители, вторым я увлеклась после их смерти, — пояснила я.

— Кто родители?

— Они были врачами, — зачем-то сказала я.

В этом не было тайны.

Он меня все равно не помнит, как сказал Монарх.

— Что с ними стало? Ты сирота? Живешь тоже одна?

Это был допрос. Он задавал вопросы так просто и бездушно, будто для него отсутствие родителей — обычное дело.

— Я одна.

— У тебя кто-то есть? Или был? Хочу знать, могут ли быть проблемы.

— Нет, нет и нет, — ответила, глотая гордость.

— И тебя совсем никто не ждет?

— Никто.

Углы его рта хищно дернулись.

А я едва не задохнулась, и на этот раз — уже не от дыма.

А от холода в его голосе.

— Это хорошо. Ты мне нравишься, девочка.

Он сказал это так отстраненно, будто бросил купюры мне под ноги. Будто уже купил меня, а сейчас — ставил финальную подпись.

По коже побежали мурашки. Я содрогнулась.

— Теперь ты не одна. Со мной будешь, — вердикт, не иначе.

Он потушил окурок и даже разрешил открыть окно. Едкий дым распирал легкие. Мне было плохо. Я почти не дышала. До меня дошло, с кем я связалась.

— Веди себя хорошо, Жасмин. И тогда ты будешь под моей защитой. Тебя никто не тронет, я так сказал.