Девочка Эмина

Пришла ко мне сонная и в одной сорочке. Потерла глаза кулачками и с недоумением взглянула на меня.

— Уже четвертый час ночи.

— Я не ложился.

Жена замолчала, недоумевая еще больше.

Жена… какая жена? Она еще такая юная.

— Иди ко мне, маленькая. Посиди рядом.

— Эмин, ты пьешь?

Диана задает слишком много вопросов. Настороженно смотрит на меня, даже хмуро, но рядом садится покорно.

Жалею ли я о том, что сделал? Нет. Я сделал это ради нее.

Но когда я смотрю в ее глаза, то неизменно вижу в них Альберта. Он был моим братом, но жизнь научила любить не по крови и не по плоти родной, а по жизни. По обстоятельствам и верности.

Отец меня так выбрал. Вырастил и воспитал как родного.

Если думать так, то жить становится легче. И кошмары снятся все меньше, в которых меня преследуют безжизненные серые глаза.

— Нельзя похищать чужую жену. Я сделал все правильно.

Диана смотрит на меня как на обезумевшего.

Грудь ее тяжело вздымается. Вспоминает август.

— Я сделал все правильно? — переспросил я.

То ли вопрос, то ли утверждение. Непонятно.

Осушаю еще один бокал. Диана напрягается, скользит взглядом по начатой бутылке.

Ответь же мне, Диана. Ты не видишь, как мне хреново?

— Эмин, дорогой, — она взволнованно озирается по сторонам, — нельзя. Ты прав, нельзя было меня похищать.

Я кивнул. Хорошо, что она считает так же, как я.

Взгляд мой уперся в окно. Диане никогда не нравилась набережная. Вода ее пугала, она всегда просила переехать.

…- Папа, но что мне теперь делать?

— Никогда не сомневайся в принятых решениях и сделанных действиях. Сомнения убивают изнутри, мой мальчик, — жестко сказал отец.

Я его слова навсегда запомнил. Тогда я подрался с одноклассником и отказался просить прощения. Тогда у меня еще была совесть и позже чувство вины стало разъедать нутро. Но прощения я так и не попросил — отец же сказал не сомневаться.

Сейчас мне просто снятся кошмары. Никакого чувства вины. Только стеклянные серые глаза.

Я сделал это ради нее.

А она меня даже не любит.

Булат теперь видит во мне соперника. Достойного сына своего отца. Я ведь сумел Басмановых убрать, а раз до московских добрался, то уж Волгоград и без того близко. Булат боится, не доверяет мне. И правильно делает. Я научился ходить по головам. Ради нее ослеп, ради нее на все готов.

Только…

— Сомнения убивают изнутри.

Тишина угнетала, и я не переставал шептать.

На руку мягко опустилась ее ладонь. Нежная, теплая. Молочная кожа манила, как и ее голубые глаза. Я в них повяз.

— Эмин, я рядом.

— Не верю, — припечатал я.

Улыбка с ее лица исчезла.

Диана не ожидала.

Тусклый свет с вытяжки выдал ее растерянность.

— Когда-то я думал, что стоит мне тобой овладеть, и я успокоюсь, — продолжаю монотонно говорить, — разложу тебя на кровати. Возьму пару раз и все уйдет — чувства, эмоции, зверь внутри. Трахну, в конце концов.

Маленькая дергается как от пощечины.

Не привыкла к грубости. Нежная девочка.

— А ты? — шумно дышит.

Пытается поддержать разговор.

Но совершенно не знает, чем меня можно успокоить.

— А я? Моя мать плачет по своему сыну.

По Альберту.

— Другой сидит в тюрьме. Там тоже есть кому плакать.

Басманов. Только из-за того, что было кому плакать, я оставил его в живых. Впрочем, Рустам тоже сыграл большую роль для спасения своего брата.

— И скоро я покончу с ним.

С отцом.

Сердце пронзила боль. Оказывается, оно у меня есть.

Диана приблизилась. Мой взгляд пугал ее, но она все равно опустилась передо мной на колени. Схватила мое запястье и грубую руку к своей нежной щеке прислонила.

— И все равно моя любовь к тебе лишь растет. В геометрической прогрессии. Я люблю тебя, Диана. И это страшно.

Я взглянул на нее. Диана смотрела на меня как будто с любовью.

Мне хотелось верить.

— Я ради тебя на все пойду. Я безнадежен, Диана. Я сумасшедший безумец. По тебе безумец. И это страшно.

— Ты боишься своей любви?

— Это страшно, — выдавил я в который раз.

И замолчал.

Я боюсь любить ее. Моя любовь ее погубит. Убьет ее. Рано или поздно — убьет.

— Я тоже сумасшедшая, — вдруг заговорила она, — раз не вижу иное будущее теперь. Раз ревную тебя, когда ты уходишь по ночам.

Я отбросил бокал в сторону. Раздался грохот — все-таки разбился.

Через нос дышать не выходит, напряженно открываю рот. Диана давно не пугается от ненормальности происходящего.

Я никогда этих слов от нее не слышал.

— Ревнуешь? — переспрашиваю хрипло.

Хочет опустить взгляд, но не позволяю. Мои пальцы на ее щеке.

В голове вспышка. Я делал ей больно, и не раз. Эти же пальцы оставляли след на ее молочной коже.

— Я каждый день в тебе. Каждый день хочу тебя. Ревнуешь, глупая? — усмешка растянула мои сухие губы.

Это я ревную. Это я отмывал ее после Москвы. Это я набирал ванную, выливал всю пену и весь вечер оттирал ее кожу от чужих прикосновений.