Девочка Эмина

В моих глазах океан недоверия. И ненависти к тому, кого он называет отцом.

Я отрешенно качаю головой.

— Ты меня отдаться сперва заставил. А потом о правде вспомнил.

— Ты бы возненавидела меня.

Он сжимает челюсти, хватка усиливается. Эмин злится, и мне боль заодно причиняет. Неосознанно.

— Как тебя называют в ваших кругах?

— Что? — хмурится Эмин.

— Анархист-младший? В Сибири убийцы отца назвали Булата старшим. Ты младший, получается?

Мой голос срывается. Становится некрасивым. Хриплым, кричащим.

— Диана, только успокойся, — его голос приобретает угрожающие нотки.

Я качаю головой. Будто просыпаюсь от долгого-долгого сна. И делаю шаг назад.

К выходу из квартиры.

Я уже не успокоюсь. Он разбудил меня, вывел на эмоции. Попросил что-нибудь сказать, и я сказала.

Эмин дергается, готовый вот-вот накинуться на жертву. На меня.

— Тихо, девочка, — медленно протягивает руку, — иди ко мне.

Мотаю головой. Нет. Я к тебе больше не хочу.

Анархист-младший. Вот, с кем я разделила постель.

В моих глазах стоит пелена, и я моргаю часто-часто, чтобы следить за движениями Эмина. Я задыхаюсь здесь, я хочу на свободу.

А еще я помню, что он дверь не закрыл. В памяти отложилось. И я хочу этим воспользоваться.

— Ты все равно далеко не убежишь, — предупреждает Эмин.

— Не убегу, конечно. Ведь это и был твой план. Вот, почему ты бездействуешь. Он — твой отец. Любимый, единственный. А ты — его самый верный сын.

Закрываю рот ладонью. Хочу закричать, но не хватает сил.

И ему я отдалась.

Ему я стала принадлежать добровольно.

Сыну зверя.

— Тебе все равно на мою маму. Ты присвоил меня себе, и этого достаточно. Остановился. По тормозам. Мы обе в вашей власти, и вы упиваетесь этим бесконтрольно.

— Не все так просто, Диана. Иди ко мне, маленькая…

Эмин не договорил.

Я сорвалась с места. Он — за мной.

Это бегство в никуда. Попытка хромого зайца сбежать от быстрого волка.

Но страх толкает пробовать все. Даже глупое, отчаянное.

Я не от Эмина сбегаю, а от правды. От реальности.

Потому что от Эмина не сбежать в итоге.

И зайцу приходится жалобно вскрикивать, когда волк впивается зубами в его шерсть. И трепыхаться в лапах волка вскоре становится бессмысленно. И очень больно.

— Хватит! Хватит бегать!

Эмин утробно рычит, прижимая меня к входной двери. Вжимая в холодное дерево своим сильным телом.

Я дергаюсь в его руках. Кусаюсь. Кричу. Вырываюсь.

Он сын зверя. Больного на голову, дикого зверя.

И я добровольно отдалась ему.

— Замри…

Я делаю глубокий вдох. Эмин сжимает меня сильнее. Я буквально парализована в его руках.

Мои запястья в его тисках. Останутся синяки, мы оба это понимаем.

Моя голова зафиксирована его рукой. На шее останутся красные следы от дикой хватки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Фиксирует от и до.

Я плачу. Он этого добивался — моих эмоций.

Мама говорила не терять Эмина. Говорила, что если сбегу, то не Эмин меня первым найдет, а Булат. И жизнь станет еще печальнее.

Только куда печальнее, мама?

— Тихо, маленькая…

Шепот безумца пробивается вместе с его прикосновениями. Вместе с тем, как его колено упирается в мои.

И с силой разводит мои ноги.

Я распахиваю глаза. Сердце колотится остервенело, когда Эмин задирает платье.

И пятерня его сжимает оголенное бедро.

Он не замечает моего страха. Парализованности.

Как безумный целует мое лицо. Его горячие губы скользят по соленым губам и щекам. Как безумный, он дышит в висок. Тяжело и часто.

И прижимается ко мне сильно, чтобы я не убежала.

Пытается поймать мои губы своими. Мое сопротивление ему мешает. И злит.

Шероховатые руки быстро поднимаются ввысь, вовсе задирая платье и оголяя мое тело. На мне ведь ничего не было. Сняли пижаму в доме Анархиста и надели платье. Без белья. Без преград.

— Только не плачь. И не борись со мной, маленькая.

То ли просьба, то ли предупреждение.

Его руки беспрепятственно накрывают грудь. Сжимают крепко до темноты в глазах. Я глухо стону ему в губы. Отвернуться хочу, но его рука за шею упрямо держит.

— Эмин!

Я кричу. Забываю о том, кто стоит за дверью. И Эмину все равно, кто нас слышит.

Все равно не потревожат.

Эмин забывается. Заставляет открыть рот и принять его поцелуй. Мнет платье, задирая его. Кожу мнет. Прижимается ко мне, не скрывая желания… желания сделать со мной больное, страшное.

Я упираюсь руками в его грудь. Ладонь проскальзывает так резко, что собой срывает пуговицу. И я касаюсь горячей кожи Эмина.

Одергиваю ладонь как ошпаренная. И мое тело, отданное зверю на растерзание, начинают сотрясать рыдания. Тело, такое доступное и желанное для зверя. Эмин мнет его как пластилин. Руки сжимает под ребрами, двигается ниже.

Я оседаю на пол, скольжу по двери. Но он поднимает меня и вновь целует. Жадно и больно.

Эмин забывается.

И тогда я начинаю задыхаться. От его рук. От его поцелуев жадных. От страха происходящего.

Тело пробивает судорогой.

Я кричу как раненый зверь.

И Эмин просыпается. Просыпается.

Он глаза впервые открывает. В них — дикий омут. Безумие. Желание овладеть недоступным.

— Моя девочка… — выдыхает шумно.

Руки с тела убирает. Отшатывается от меня как от прокаженной.