Иду по коридору. Опускаюсь. Мокрые волосы касаются пола.
Я поднимаю пистолет и делаю, как он меня учил.
Слегка придавливаю курок указательным пальцем, пробуя давление. И медленно приближаюсь к опьяневшему Эмину.
На моем безымянном пальце мелькает кольцо… Голубой камень напоминает мне о безумии Эмина. О его любви ко мне.
Одно действие, и я буду свободна.
От его любви. От ее оков. Эмин больше никогда не прикоснется ко мне и не назовет меня своей девочкой.
— Больше шанса не будет, маленькая, — он прищуривается, — один шанс на попадание.
Я навожу пистолет. Руки дрожат, ноги почти не держат. Я не выдержу этого больше. Остановись, Эмин!
Именно так приручают зверя. В любом цирке или в ситуации беды — зверя приручают страхом.
Окруженный стаей собак — поднимает камень с земли.
А прожженный циркач давит на зверя ожиданием новой порцией боли.
И также Эмин. Он ожидает боли, ожидает смерти.
Смотрит на неподвижный курок и задается вопросом, когда я выстрелю.
Как будто не понимает, что сделать этого я не смогу.
— Моя мама уже бегала. И набегалась…
Эмин молчит. Понимает, о чем я.
— Умрешь ты, и на меня объявят охоту. Анархист найдет меня.
— Я спрячу надежно. До смерти не найдет, — обещает, не моргая.
— Против системы легче идти вдвоем, — качаю головой, — я хочу остановить его. Вместе с тобой.
Пистолет выскальзывает из моих рук. Уже на предохранителе.
— Зря, Диана.
Вцепляется взглядом в мои пустые руки. Я безоружна. Я не воспользовалась его шансом.
— Второго такого не будет.
— Но мне и не надо.
Делаю шаг. Всего один — его достаточно, чтобы оказаться в объятиях Эмина.
Мама сказала, что Булат был безнадежен.
И я согласилась с тем, что Эмина еще можно спасти.
Если поддаться ему, а не злить.
Если не бежать, а быть рядом — на его стороне, в его руках.
Так он горы свернет ради меня. Если будет знать, что я ему принадлежу.
Я поднимаю голову и тянусь к его лицу.
— Что ты делаешь? — с вызовом смотрит в мои глаза.
А сам руки сжимает у меня под ребрами и челюсти крепче сжимает.
Я хватаюсь за его плечи и дотягиваюсь до губ. Тихо, осторожно. Его напора я не переживу, если все выйдет из-под контроля.
Эмин овладевает моими губами в три счета. Его не устраивает нежность, ему нужен огонь. Эмин — жестокий мужчина. Я знала это с нашей первой встречи. Поздно идти на попятную.
— Пожалуйста, не торопись, — прошу тихо, уклоняясь от его губ.
И он сбавляет напор. Нас резко переворачивает, меня к окну прижимает.
— Диана, ты будешь жалеть, — хрипит в висок, сжимая мое тело в своих руках.
Он говорит, но не позволяет ответить. Воздуха не дает. Близость с Эимном всегда пугает. Не знаешь, чего ожидать — то ли грубости, то ли боли. Иногда подсыпает ложку нежности… иногда.
— Пожалеешь, что снова мне отдалась, — обещает он, — я чувствую твой страх и неуверенность. Нахрена ты это делаешь?!
Он злится, руками меня от себя отстраняет. Но глазами все равно пожирает.
Качаю головой и подаюсь вперед. В его руки.
— Не пожалею.
Запускаю пальцы под его рубашку, нащупывая теплую жесткую грудь. Она напрягается под моими руками. Эмин превращается в кусок железа. В его глазах лавина плещется и обещание расплаты, если я вдруг передумаю. Если отступлюсь. Если забоюсь его.
— Просто скажи мне, что ты не убил ее.
Расстегиваю его рубашку. В губы мольбу шепчу.
— Умоляю, Эмин. Скажи, что ты спас ее. Спас, как и меня. Скажи?
Эмин молчит. Только тело его еще больше напряглось. И останавливаться он, увы, не собирался. Вне зависимости от своего ответа.
Грубо стянул верх моей пижамы. Бордовой…
И к шее припал, тяжело дыша.
— Диана… маленькая…
— Скажи, что не убивал…
Я знаю, что сама виновата. Эмин ведь спрашивал, может ли Кристина принесли проблем.
А я промолчала. Не позволила ему спасти ее.
А теперь оказалось слишком поздно.
Эмин отвечает мне. Но перед этим одежду с нас стягивает и бросает под стол. Туда, где стоит почти законченная бутылка.
— Раз ты хочешь это услышать… Не убивал. Но главное, что ты стоишь передо мной. Целая и невредимая, маленькая.
Эмин разводит мои колени. Требовательно, но нежно. До меня доходит сказанное, когда ему остается одно движение.
Мы встречаемся глазами, но в моих — стоят слезы. Он признался.
Эмин вытирает мое лицо осторожно. Между ног я ощущаю его неостывшее желание. На его губах привкус коньяка, в глазах небольшой туман. Больше похожий на дурман…
Эмин выглядел разбитым. Старше своих лет. Признание далось ему тяжело.
— Я ради тебя все сделаю, Диана. Все тебе дам. Но без тебя во тьму уйду. В беспросветную. Он утянет меня за собой. Не вытащит оттуда уже никто.
Эмин приближается телом, и вместе с тем он прорывается внутрь. Входит в меня нарочито медленно и осторожно. Проверяя, буду ли я сопротивляться.
Я не делаю этого. Только вцепляюсь в его плечи в ожидании боли, как в прошлый раз. Эмин толкается внутрь, одним движением всю меня заполняет. Под себя раздвигает. Привыкнуть дает, чтобы больше не тормозить, чтобы больше не останавливаться.