Девочка и мертвецы

 — Стадо-то какое! Смотри, Федя: голов двести будет, зуб даю. Богач этот Пяткин.

 — Богач, а триста рублей взад требует, собака мелочная.

 — Верну я ему рубли, — буркнул Ионыч, — ничего не поделаешь. Пусть подавится, пес шелудивый.

 — Если бы не ураган, — вздохнул Федя.

 — Если бы не ураган, к вечеру были бы в Пушкино. И триста рубликов сохранили бы.

 Ионыч достал из-за пазухи фляжку с самогоном, приложился. Бросил взгляд на притихшую Катеньку, со злостью бросил:

 — А ты чего молчишь, вертихвостка?

 — Просто… — прошептала Катенька.

 — Че, оголец понравился? — Ионыч захохотал. — Втюрилась в свиненка?

 Катенька вспыхнула, отвернулась.

 — Глупости говорите, дяденька.

 — Покраснела голуба наша! — по-доброму засмеялся Федя. — Стесняется!

 — Выпорю, перестанет стесняться, — пообещал Ионыч, раздражаясь. — Или тяжелой работой нагружу, чтоб стесняться некогда было. А то совсем обленилась, коза драная.

 Вездеход приблизился к ферме. Мальчик погнал стадо к круглому длинному зданию, похожему на самолетный ангар. Здание это было теплицей, где снежные туры — полуживотные-полурастения — во время бури закапываются в землю, распускаются и превращаются в подобие пальмы с белой лохматой кроной и красным мясным стволом с пульсирующими синими венами.

Вездеход свернул налево к окруженному полукругом камней двухэтажному дому с множеством пристроек и башенок.

 — Хорошо устроился, — заметил Ионыч с завистью. — Прямо у теплых камней дом отгрохал. Не дом, а дворец! У него там, небось, в самый лютый мороз жарко как в печке.

 — А что, от камней, правда, тепло исходит? — спросила любопытная Катенька.

 — Нечего глупые вопросы задавать, — буркнул Ионыч. — Понятное дело, исходит. Халявный энергоноситель, камни эти.

Вездеход медленно въехал в гараж.

Ионыч приказал:

 — О том, что случилось, ни слова. Едем, мол, в Пушкино, Катьку в школу устраивать. Катерина, поняла?

 — Поняла, дяденька.

 — Вот и отлично. Выходим.

 Они оставили вездеход в глубине гаража, между ящиками с охотничьим инвентарем и канистрами мазута и побрели к выходу. У ворот их ждал крепкий небритый мужчина в унтах, как у Марика, в длинной белой шубе с прорезиненным меховым капюшоном. Нижняя часть лица мужчины была замотана шерстяным шарфом.

 — Пяткин, старый друг! — радостно закричал Ионыч. — Давно не виделись, приятель!

 — Давненько, — согласился Пяткин. Голос из-под шарфа звучал глухо, как из глубокой ямы. — Ты, я слышал, должок, наконец, решил вернуть.

 — Со мной твои рублики, — кивнул Ионыч, хлопая Пяткина по плечу. — Давно хотел возвратить, да дел было невпроворот. А тут Катьку наметили в школу отдать — довольно неучем расти — поехали в Пушкино, да к тебе по пути заглянули. Дай, думаю, навещу старого товарища и долг заодно верну, а то стыдно уже задерживать. Хотя ты, конечно, не скупердяй, ты у нас человек широкой души, из-за мелочи переживать не станешь, да только разве могу я спокойным оставаться, когда неоплаченный долг на сердце тяжким грузом висит!

 Пяткин мельком посмотрел на Катеньку. Девочка улыбнулась и поклонилась ему. Пяткин взглянул на Федю:

 — Друг твой?

 — Друг, — представился сокольничий, протягивая Пяткину мозолистую руку. — Зовут Федя. По профессии сокольничий.

 — Ну, здравствуй, сокольничий Федя. — Пяткин пожал сокольничему руку, еще раз оглядел компанию и сказал: — Что ж, раз такое дело, пожалуйте в дом, бурю переждете. Через полчаса тут форменное светопреставление начнется.

Глава девятая

 Катенька уселась прямо на пол, на белоснежный ковер турьей шерсти. Ковер был теплый и мягкий. Девочка испытала чувство, похожее на счастье. Марик подвинул ей деревянную табуретку.

 — Чего на пол-то села? На табуретку, блин, садись.

 — Хорошо, дяденька. — Девочка испуганно подскочила и присела на краешек табуретки.

 — Деда сказал за тобой приглядывать. Этим и займусь.

 — Я буду вас слушаться, дяденька.

 — Какой я тебе дяденька? — Марик возмущенно цыкнул. — Ты это оставь! Тебе скока лет?

 — Двенадцать.

 — Ну а мне четырнадцать. Тоже мне разница, блин!

 — Цельных два года! — Катенька выпучила глазенки. — Невообразимая пропасть лет!

 Марик почесал в затылке:

 — Это оно, конечно, верно, пропасть, но не настока пропасть, чтоб меня дяденькой величать! Так что можешь не величать, — великодушно разрешил он.

 Катенька потупилась и украдкой посмотрела на письменный стол, придвинутый к самой стене. У стола было множество ящичков. На столе стоял компутер. По широкоформатному видеоящику вальяжно ползли выпуклые разноцветные полосы.

 — Че, нравится? — спросил Марик. — Деда мне компутер в самом Есенине покупал, у тамошних барыг. Со встроенным видеотузом, между прочим! — похвастался он.

 — Очень красивый компутер, — сказала Катенька. — А для чего он? Неужто для показывания успокоительных цветных полосок?

 Марик плюхнулся в вертящееся кресло возле стола и задумчиво посмотрел на Катеньку.