Девочка и мертвецы

 — Кто это такие, дяденька? — шепотом спросила Катенька.

 Федя вздохнул:

 — Мертвецы это, Катя. Снежная Пустыня — место странное, страшное. Люди, которые тут погибли, превращаются в таких вот, сереньких.

 — Если они слабые, может, впустим их погреться? — Катенька с жалостью посмотрела на бледные, полные муки некрасивые лица и коснулась пальчиком холодного стекла.

 Хлоп-хлоп.

 Хлоп-хлоп.

 — Не стоит, девочка моя.

 — Отчего же? — злым со сна голосом поинтересовался Ионыч. — Если негодница так хочет пообщаться с серыми, может, выпустим ее наружу? Вдруг найдутся общие темы. Ну-ка, Федя, приоткрой дверь…

 — Ионыч, как можно!

 Катенька недоверчиво посмотрела на Ионыча. Заныли царапины на лице. Неприятно заболело, заскребло в голове — будто внутрь черепной коробки запустили пугливого мышонка.

 — Не хочешь? Тогда я сам. — Ионыч перегнулся через сокольничего и Катю, потянулся к ручке дверцы. Посмотрел на Катеньку: девочка дрожала.

 — Страшно? — спросил Ионыч почти ласково.

 — Дяденька… — По Катенькиным щекам поползли слезы, похожие на брильянты.

 Ионыч убрал руку, ухмыльнулся:

 — Ну-с? Что-то сказать имеем?

 Катенька вскинула голову и заговорила горячо, страстно:

 — Не страшно, дяденька! Не боюсь я серых людей, только жалость к ним питаю! По глазам вижу: больно им, страшно, не причинят они мне вреда! — Девочка улыбнулась, открыто и искренне. Как тогда, когда кровь глотала. Ионыч вздрогнул.

 — Смелая наша! — умилился сокольничий.

 Ионыч разъярился. Распахнул дверь, ногой отпихнул серых, схватил девочку за воротник…

 — Ионыч! — воскликнул сердобольный Федя. Ионыч гневно зыркнул на него, и сокольничий немедля умолк и отвернулся.

 В кабину проник колючий мороз: подрал, поцарапал Катенькину кожу. Ионыч уставился на девочку. Катенька улыбалась.

 — Боишься?

 Она помотала головой:

 — Нет, дяденька.

 Шепча что-то под нос, шурша остатками ветхой одежды, к кабине двигались десятки серых. Катенька видела страшную боль в черных маслянистых глазах существ.

 — Уверена? — спросил Ионыч.

 — Не боюсь.

 — Не боишься?

 — Не боюсь, дяденька!

 Ионыч вытолкал Катеньку наружу, поставил на снег, сжал сзади за плечи. Катеньку затрясло от холода. Серые приближались. Девочка разобрала шепот одного из них.

 — Слава небу в тучах черных… слава небу в тучах черных…

 — Ионыч! — Федя едва не рыдал.

 — Заткнись!

 Серый со шрамом на правой скуле остановился возле Катеньки. Замерзшие губы двигались со скрипом, как створки заржавевших железных ворот.

 — Слава небу…

 — Это стихи, дяденька? — спросила Катенька ласково.

 Серый поднял руку и легонько хлопнул девочку по щеке. Рука у существа была холодная, сухая, словно бумажная. Черные глаза вдруг посерели. Снежинки падали серому на лицо и не таяли.

 — Вы забыли продолжение? — стуча зубами от холода, спросила Катенька.

 — …в тучах черных.

 Серый замолчал. Провел пальцем по Катенькиной щеке, отдернул руку. Нелепо передернул плечами. Повернувшись к девочке боком, сделал шаг назад и провалился в снег — с головой. Только неглубокая черная ямка осталась. Из ямки с треском вылетели голубые искры, а потом и они исчезли.

 Остальные мертвецы стали аккуратно обходить вездеход.

 — Как это он… — прошептала Катенька. — Взял и растворился…

 — В Пушкино идут, — пробормотал потрясенный Ионыч. Втащил девочку в кабину и захлопнул дверь.

 — Ионыч… — промямлил Федя.

 — Че?

 — Ты видел?

 — Чай, не слепой, — огрызнулся Ионыч. Он с опаской посмотрел на девочку: Катенька сидела с закрытыми глазами и не двигалась. На Катиных ресницах белели снежинки. Лицо ее побледнело, а царапины наоборот покраснели, словно налились клюквенным соком, стали уродливее.

 — Ни разу не слыхал, чтоб серые так просто от добычи отказывались. Думал, конец нашей красавице…

 — Ну конец-то ей не пришел бы, — заметил Ионыч. — Серые слабые, только если толпой навалятся что-то сделать могут… но даже в таком случае я б успел Катерину в кабину затащить и дверь закрыть. — Ионыч несильно толкнул девочку кулаком в плечо. — Слышишь, Катюха? Вытащил бы я тебя!

 — Спасибо, дяденька... — прошептала Катенька.

 — Шутил я так, — Ионыч завозился на месте, устраивая зад поудобнее. — Что, шуток не понимаете?

 — Понимаем! — поспешно заверил сокольничий и укрыл Катю краешком своего одеяла. — Мы-то понимаем, Ионыч! А если кто не понимает, то он полный дурак, и в этом его проблема… — Федя вежливо захихикал.

 Ионыч с раздражением наблюдал, как Федя укрывает девочку, но ничего не сказал.

 — А что он шептал, Ионыч? — спросил сокольничий. — Что-то я не припомню, чтоб серые разговаривать умели…

 — Они и не умеют практически. — Ионыч зевнул, обнял себя под шубой, чтоб согреться. — Обычно одну фразу помнят из прошлой жизни. Строчку из стишка или песенки какой-нибудь. Втемяшилась им в голову эта строчка — они ее и повторяют.

 — Жуткое дело. — Федя покачал головой. — Что-то аж спать расхотелось. Может, тяпнем для успокоения нервов, Ионыч? У нас тут в бардачке водочка есть…

 — А почему бы и не тяпнуть? — живо согласился Ионыч. — После пережитого страха алкоголь не помешает.

 — И девочке нашей нальем! — заявил Федя. — Капельку, для сугреву.