Девочка и мертвецы

 — Серых, наверно, целую тыщу убили, — сказал шагавший рядом мальчуган в ушанке. — Это будет самый большой праздник серости!

 — Мертвяков жрать собираетесь? — Ионыч добродушно засмеялся.

 — Угу…

 — Молодцы!

 — Дядя, вы добрый… — заканючил вдруг мальчуган. — Дайте рублик, пожалуйста! Папа пьяный, ни монетки на праздник не выделил, такая обида на него взяла, что словами не описать… какой же это праздник, когда без монеток?

 — Пьяный, говоришь? 

 — В стельку. — Мальчик понурился. — Засел на балконе, откуда площадь видно, с пулеметом и пузырем водяры… говорит, если серые нападут, он их всех перестреляет. А как мертвяки нападут в жареном-то состоянии? Бредит мой папка, и рублик из-за бреда своего пожалел выделить, что самое обидное.

 — Врешь небось. — Ионыч усмехнулся.

 — Нет, не вру! — Мальчик показал куда-то пальцем. — Вон тот балкон, слева! Видите пулемет?

 — Не вижу, — заявил Ионыч. — Это палка торчит.

 — Да какая же это палка? — удивился мальчик.

 — Я почем знаю?

 — Дядя, ну дайте рублик, ну пожалста!

 — Нахаленок! — Ионыч похлопал мальчишку по плечу. — Как я в детстве. Ладно, держи денежку. — Он протянул пострелу монетку в десять копеек.

 — А еще?

 — А ну пшел! — Ионыч нахмурился. — Наглеть-то не стоит!

 Мальчишка схватился за шапкины “уши”, потянул книзу и побежал. Споткнулся, растянулся на снегу. Заревел — зло, пронзительно.

 — Ишь ты, — удивился Ионыч и спросил у сокольничего: — Федор, как думаешь, может, тарелочка нам и впрямь помогает? Мальчишке вон наглому пакость устроила, чтоб нам не досаждал боле.

 Сокольничий покивал:

 — Что-то в этом есть, Ионыч. Поначалу я воспринимал твои идеи насчет тарелки как шутку, но теперь вижу, что так оно и есть: помогает нам инопланетный кораблик.

 — А вот и точка празднования, — потирая руки, сказал Ионыч. — С прибытием нас, как говорится, на место.

 Ионыч прошелся вдоль мощенной булыжником площади, поглядел на людей, на мясо. Оглянулся: Катенька и сокольничий, не испросив разрешения, завернули в карамельную лавку.

 — Балует девчонку, — проворчал Ионыч, отмахиваясь от назойливых снежинок. Подошел к ближнему вертелу, полной грудью вдохнул вкусный дым. И будто шашлыка откушал: такой замечательный, такой нажористый дым попался. Щуплый мужичок с козлиной бородкой, шаманивший над мясцом, улыбнулся Ионычу:

 — Приятственный запашок, не находите?

 — Приятственный, — согласился Ионыч, разглядывая серую тварь, покрытую аппетитной румяной корочкой.

 — Впервые у нас? — деловито осведомился мужичок.

 — Был как-то проездом по торговым делам. Всего один день, правда, — признался Ионыч. — Продал накопленные за лето запасы подберезовиков и удалился восвояси.

 — Грибочки мы любим, — заявил козлинобородый. — У нас их тут мало, все в лесах подле Лермонтовки сосредоточены. Вы оттуда, уважаемый?

 Ионыч подумал, что не следует слишком уж откровенничать, и соврал:

 — Нет, в Лермонтовке я одно лето только прожил, да и то не по своей воле. Были кое-какие делишки.

 — Бродячий торговец, что ли? — Мужичок приподнял левую бровь.

 Ионыч пожал плечами:

 — Когда припрет, да. А вообще охотники мы, потомственные.

 — Охотник, вот как! Уважаю.

 — Благодарствую.

 Мужичок протянул Ионычу руку:

 — Арзамас Пилонов. Но меня тут дядь Васей кличут.

 — Ионыч, — представился Ионыч. — А чего дядь Васей-то? Как оно с Арзамасом-то перекликается?

 — А… — Дядь Вася махнул рукой: долгая, мол, история.

 Помолчали. Дядь Вася вытащил из авоськи бутылку с терпко пахнущим соусом, полил серому шею.

 — И часто у вас этот праздник случается? — спросил Ионыч.

 — Раз в три-четыре года примерно, — живо ответил дядь Вася. — Как у серых засвербит в одном месте, так и случается.

 — Каннибализм, однако, — заметил Ионыч. — Не смущаетесь мясо мертвых людей есть?

 — Какой же это каннибализм, мил человек? — Дядь Вася удивленно посмотрел на Ионыча. — Серые, они ведь не люди, их снег полностью преображает. Ты видел, что у них внутри?

 — И чего?

 — Прозрачный пузырь, — заявил дядь Вася. — Пузырь, наполненный или газом, или жидкостью. — Дядь Вася понизил голос, огляделся на своих коллег по стряпне. — Говорят, ученые серых исследовали, но так и не разгадали, каким образом они существуют, то есть передвигаются, разговаривают и так далее. Подозревают, что в пузыре дело, но и только: пузырь сам по себе загадка века.

 — Странные вещи говоришь, дядь Вася, — сказал Ионыч и с опаской поглядел на зажаренного мертвеца. — Я из-под Лермонтовки, у нас серых нету, мельком только что-то слышим: то они кого-то толпой загрызли, то их кто-то загрыз; на рынок пару раз ваши мясцо привозили, но лермонтовские чаще нос воротят: мы, говорят, культурные люди, мертвецов не едим и баста — культура не позволяет. А по мне вся эта культура-шмультура — просто отговорка. Мяса в Лермонтовке и без мертвяков хватает, вот и не едят; а если б не хватало, то и мать родную съели бы — как пить дать, и никакая культура не остановила бы.