Девочка и мертвецы

 — Это я уже не в курсе, — сухо ответила Арсения Пална. — Могу связать вас с вашим нынешним куратором Первоцветом Любимовичем — он разъяснит.

 Рыбнев вздохнул.

 — Спасибо, не надо. До свиданья, Арсения Пална.

 — До свиданья, Рыбнев. — Она добавила: — Надеюсь, вы передумаете и все-таки вернетесь в строй.

 — Я тоже надеюсь, — буркнул Рыбнев, пряча телефон в карман.

 “Девушки так и шьют, — с тоской подумал он, глядя в дальний конец улочки. — По тротуару каблучками — цок-цок, цок-цок! — щебечут чего-то, радуются, а чего радуетесь-то, пигалицы? Тут человек пропадает: я то есть. Родная служба гайки закручивает, не доверяет, хочет заставить, чтоб я рассказал им о том проклятом дне; а если я не хочу говорить? В первый раз — не хочу. В первый раз у меня личное дело, в первый раз хочу об общественной пользе забыть: не смейте своими грязными пальцами лезть ко мне в бессмертную душу!”

 — Не смейте! — закричал Рыбнев.

 Девушки удивленно на него оглянулись. Румяный карапуз свалился с качелей и протяжно заревел. Нетрезвый парнишка в черной бандане с красным черепом поднял кулак и закричал: “Правда твоя, братишка! Не смейте! Долой!!” Схватил камень и кинул в стену. Рыбнев поспешил прочь, закуривая на ходу папироску. Достал телефон, набрал Наташин номер.

 — Сударь, вы минуты не можете прожить без моего голоса?

 — Наташа, простите, я не смогу сводить вас завтра в ресторан; давайте лучше в парке погуляем? Лебедей посмотрим: я знаю, вы их любите.

 — Что-то случилось? — испугалась Наташа.

 — Ничего особенного, сударыня, не затрудняйтесь; мелкие проблемы. Так как? Составите компанию несчастному холостяку?

 — Даже не знаю. Я тут уже вся намылилась в ресторан. Хотела к случаю прическу сменить.

 Рыбнев заскрежетал зубами: признаться, что он неожиданно оскудел в финансовом плане, было выше его сил.

 — Вы знаете, за время пребывания в больнице я подустал от закрытых помещений. Хочется свежего воздуха. А в парке я вас на лодке покатаю. Как вам идея?

 — Мне кажется, вы что-то от меня скрываете, — сказала Наташа. Рыбнев испугался, что она откажется от похода в парк, но Наташа рассудила: — Однако это не мое дело; захотите — скажете. Я согласна на парк, а прическа подождет. Вы зайдете за мной?

 — Всенепременно. В три, как договаривались.

 — Очень жду.

 — До встречи, сударыня, — сказал Рыбнев. Остановился на мосту, прислонившись к холодным перилам, посмотрел на воду, загаженную конфетти и обертками: праздновали вчера что-то, знать бы — что. То тут, то там из воды выглядывали грустные рыбьи глаза на зеленоватых стебельках. На дальнем берегу детишки играли с эбонитовой черепахой. Черепаха шипела, пытаясь заползти обратно в воду, плевалась ядом, но для детишек яд был не опасен, — он только на умных слепых рыб и действует, и они продолжали мучить животное, переворачивая его палками и швыряя в мягкий черепаший живот тяжелые комья грязи.

 — Хороша водица, — сказал Рыбнев речке, вытащил из-за пазухи модный клетчатый кепарик и натянул на голову. — А ты, Наташенька, прости: так уж получилось, что ты единственная машинистка, услугами которой я могу сейчас воспользоваться. — Он повертел в кармане “краснозубку” — персональное устройство для считывания закрытой информации. Раньше с ее помощью Рыбнев мог войти в сеть ФСД, теперь же она стала бесполезной игрушкой; вернее, почти бесполезной. Вот если у Рыбнева получится подключить “краснозубку” к машинистке во время сеанса и взломать новое кодовое слово…

 Рыбнев закурил:

 — Весна настала.

 Обидно то, что Наташенька умрет, если у него всё получится; вернее всего умрет.

 

Глава десятая

 Наташа, поговорив с Рыбневым, набрала длинный номер.

 — Привет. Завтрашнее свидание чуточку изменилось: он меня в парк пригласил.

 Из трубки что-то сухо ответили.

 Наташа засмеялась:

 — Дурачок, я это не ради родины делаю, а ради тебя: так что оставь свои патриотические лозунги при себе, а лучше куда поглубже засунь.

 В трубке закашлялись.

 Наташа намотала шнур на палец:

 — Никакой опасности, он как глупый теленочек, одержимый своей травоядной жаждой мести: может слабо боднуть, но ничего боле. Это ты у меня волчара! — Она засмеялась. — Меня больше интересует наша с тобой поездка в Толстой-сити. И не смей отпираться: ты давно обещал! Я уже вся намылилась!

 В трубке уныло хихикнули.

 Наташа нахмурилась:

 — Смотри у меня! Попробуй только обмануть! А за Рыбнева не переживай: он мне сам всё как на тарелочке с каемочкой выдаст. Люблю. Пока.

 Она повесила трубку.

 Выбежала в приподнятом настроении на балкон, уперлась руками в перила, закричала умытому теплыми дождями небу:

 — Весна настала!

 Ей ответили откуда-то снизу:

 — Заткнесь, чартовка!

 — Сами вы “заткнесь”! — со смехом ответила Наташа и громко хлопнула балконной дверью.

Глава одиннадцатая

 Катя по тонкой льдяной корочке дотащила до подлеска санки, утерла рукавицей взмокший лоб. В санках лежал мешок с капканами; их тут было штук сорок. Ионыч когда-то приторговывал охотничьим инвентарем, и вот осталась нераспроданная партия.

 Катя принялась тщательно расставлять капканы вдоль границы леса.