Девочка и призрак

– Температура нормальная, – сообщил он маме, которая сидела, сжимая на коленях сумочку. – Жара нет. Но она выглядит худой для своего роста и очень бледна. Ты ешь, милая? – Он ласково ткнул её в рёбра, улыбаясь во все тридцать два зуба. – Ты ведь не сидишь на одной из тех диет, которые вы, девочки-подростки, так любите? Знаешь, мальчишкам не нравятся слишком костлявые девочки.

«К счастью, мне не очень-то интересны мальчики с их глупым мнением о моём теле», – подумала Сурайя про себя. Она была знакома с таким типом людей. Многие взрослые о чём-то спрашивают, хотя ответ им абсолютно не интересен, и доктор Леонг был из их числа.

Поэтому она лишь слабо улыбнулась врачу и сосредоточила внимание на плакатах на стене: выцветшая пищевая пирамида, «Что нужно знать про лишай», ярко-жёлтый постер с резкой малиновой линией, перечёркивающей пугающего на вид комара, и слоганом «Уничтожь кусак, победи денгге![14]». Она попыталась не обращать внимания на ошибку в названии болезни, но у неё не вышло.

Комар повернул голову и посмотрел на неё.

– Он тебя уничтожит, – прошептал комар.

Сурайя вздрогнула.

– Следите за питанием, – наказывал доктор Леонг маме. – Думаю, не помешают добавки. Ей нужно больше железа. – Как Сурайя и ожидала, доктор говорил так, словно её там не было. – Мама кивала и собралась уже уходить, когда врач осторожно покашлял. – И ещё: мне кажется, вашу дочь что-то тревожит, – заметил он тоном человека, который понимает, что ступает на тропу, полную колючек. – Не желаете показать её психотерапевту? Сходить на консультацию? Знаю, не все верят в эффективность…

Мамино лицо напоминало окно с плотно задёрнутыми шторами.

– Спасибо, доктор, – сухо поблагодарила она, поднимаясь и жестом веля Сурайе следовать за собой. – Мы обязательно учтём ваши рекомендации.

– Конечно-конечно. – Он вытащил из кармана аккуратно сложенный носовой платок и промокнул им лоб. Сурайе и в голову не приходило, что на планете ещё остались люди, которые носят с собой носовые платки. Пока она смотрела, краешек белого квадрата слегка отогнулся, обнажив открытый разверзшийся рот, который принялся вгрызаться в лицо доктора. – Просто небольшой совет, понимаете?

– Конечно.

Он покашлял опять, в этот раз с извиняющейся ноткой.

– Не забудьте оплатить приём. – Он убрал носовой платок обратно в карман рубашки и кивнул им на прощание. Сурайя пыталась не замечать зияющую рану на щеке доктора, болезненно-красную и сочащуюся кровью. «Это не по-настоящему, – говорила она себе. – Это не по-настоящему, не по-настоящему, не по-настоящему».

Они шли к машине. Мама с сумкой, Сурайя с белым пластиковым пакетом с лекарствами, которые, как она знала, ей не помогут, и с маленьким клочком бумаги, освобождающим её от школы на несколько дней («Немного передохнёшь», – сказал доктор Леонг). У Сурайи вдруг прорезался голос.

– Мне не нужен психотерапевт, – сказала она маме и удивилась, как робко прозвучали её слова.

– Поглядим. – Вот всё, что ответила мама.

Они сели в машину. Полуденная жара превратила сиденья в раскалённые вертела, Сурайя старалась держать руки подальше от горячущей кожи.

По пути домой они потихоньку жарились, словно шашлык.

В тот день, и на второй, и на следующий за ним время текло медленно. Мама, как обычно, отправилась на работу, оставив Сурайе длинный список указаний.

– Хорошенько отдохни. Не забывай поесть. И принимай лекарство, как послушная девочка. – Поцелуев и объятий не последовало; впрочем, в их маленькой семье они были редкостью.

Жара, запах и постоянные попытки уцепиться за реальность вызвали головную боль. И всё же Сурайя неумолимо боролась с видениями. Она отворачивалась, когда тени, отбрасываемые на стену деревьями за окном, сливались в нечто зловещее и улыбающееся ей. Стискивала зубы, когда мама протягивала ей тарелку с выпученными глазами вместо фрикаделек. Не обращала внимания на то, как плавились лица во время телевизионного шоу, которое они смотрели после ужина. Плоть облезала, и внутри голых белых черепов оставались лишь идеальные сверкающие зубы актёров.

«Он рано или поздно прекратит, – думала она. – Он меня любит. Розик меня любит». Однако с каждым свежим кошмаром она верила в это всё меньше.

Помогало рисование. Она проводила долгие часы за столом, нежась в лучах солнца и, как обычно, склонившись над альбомом. Открывать его (даже касаться) после кошмара было тяжело. Однако она сказала себе, что это глупо. Ей приснился сон. Сны нереальны.

Ручка, удобно и привычно лежащая в согнутых пальцах, деловито порхала над блокнотом. Сурайя училась изображать кисти рук (ей каждый раз приходилось над ними повозиться, до того они мудрёные). Сейчас ими была разрисована целая страница: кисти с растопыренными пальцами; кисти, крепко сжатые в кулаки, на каждой костяшке аккуратное затенение; кисти с длинными изящными пальцами; кисти с короткими пальцами и грязными ногтями; протянутые кисти, будто просящие о помощи.

Было большим облегчением наконец-то подумать о чём-то, кроме Розика.