Это был час между ужином и временем отхода ко сну. Мама сидела за обеденным столом, перед ней высились стопки тетрадей. Красная ручка деловито пробегала страницу за страницей. Звук стержня, царапающего бумагу, прерывался лишь неодобрительным цоканьем языка, когда мама натыкалась на особенно нелепую ошибку. Кошмары впервые держались на расстоянии; ручка оставалась ручкой, тетради – тетрадями.
Она глубоко вдохнула и подошла к столу:
– Мам…
– Хмм? – Мама оторвала глаза от тетрадей, раздражённо вскинув брови. Флуоресцентный свет поймал серебристые нити в чёрных волосах, и те замерцали. – Что?
– У меня… проблема.
– Хмм. – С мягким хлопком закрыв тетрадь, которую проверяла, мама пристально посмотрела на Сурайю. У девочки ухнуло в животе. – Какая проблема? С математикой? Учительница говорила, что ты недостаточно внимательна на уроках. Возможно, тебе не помешают внеклассные занятия.
– Эмм… нет, дело не в этом. – Самым последним, что Сурайя добавила бы в постоянно растущий список проблем, прямо сейчас делающих её жизнь невыносимой, стала бы дополнительная математика. – У меня скорее что-то вроде… проблемы с хулиганами.
– С хулиганами? – Мама теперь была вся внимание, однако в этом было мало приятного. Сурайя вытерла влажные ладони о пижамные штаны, стараясь избегать маминого пристального взгляда. – Хочешь сказать, в твоей новой школе? Кто это тебя задирает? – Последовавший вздох выражал разочарование. – Ну надо же! Такая большая фешенебельная школа. Казалось, у них должны быть инструменты для контроля отношений между учениками…
– Школа тут ни при чём, – быстро уточнила Сурайя. Если мама заведёт речь о том, «что должны делать школы, чтобы учителям и ученикам было комфортнее», они никогда не дойдут до сути. Она смотрела, как раздражение на мамином лице сменилось недоумением.
– Тогда кто… – Во взгляде мамы появилось понимание. – Знаешь, – начала она необычайно непринуждённым тоном, явно силясь изобразить эту самую непринуждённость. – Дружить с девочками бывает очень непросто. В женской дружбе всегда присутствует элемент соревнования и неуверенности. Девочки порой очень коварны…
Она говорит о Цзин? Сурайя с ужасом поняла, что так и есть.
– Это не Цзин! – вскричала она, поражённая одной только мыслью, что мама подумала о честной, весёлой Цзин как о злой девочке! Не будь Сурайя сейчас в затруднительном положении, она посмеялась бы над тем, что такое пришло маме в голову.
– Тогда кто, Сурайя? – Мамины брови снова сошлись. Раздражение вернулось и добавило голосу колючей резкости.
«Скажи ей, – велела себе Сурайя твёрдо. – Ты должна ей сказать».
– Меня задирает дух, – выпалила она.
Мамины брови взмыли так высоко, что почти слились с линией волос.
– Дух?.. – Мама ей не поверила. «Да и с чего вдруг? Это звучит нелепо». Сурайя уже не могла разобрать, чей голос она слышит в голове: свой или Розика. И её это пугало. Сердце ушло в пятки, хотелось протянуть руку и выцепить свои слова из воздуха, как-нибудь стереть их, чтобы разговор вообще никогда не состоялся. – Какой дух?
Вопрос привёл её в чувство. Мамины глаза старательно оставались пусты. Они ничего не выражали. Было сложно понять, спрашивает ли она серьёзно или шутит.
– Д-д-дух, который иногда похож на кузнечика? – Из-за неуверенности каждая произнесённая Сурайей фраза звучала как вопрос. – Он говорит, что достался мне от бабушки? После её смерти? – Ей показалось – или по маминому лицу действительно пробежала рябь: словно ветерок слегка, самую малость колыхнул занавеску?
– Твоя бабушка, – произнесла мама. Она не двигалась, но воздух вокруг них вдруг стал гуще, и вдыхать его теперь было труднее обычного.
– Так… так он сказал… – Мама жестом дала ей знак продолжать, и Сурайя рассказала всю историю целиком: от первой встречи с Розиком, когда ей было пять, до стычки Цзин с задирами и последующих кошмаров. – Он говорит, что мне так просто от него не избавиться, – добавила она, потирая разболевшуюся голову. – Но мне кажется, я больше не выдержу. Мне страшно, мам.
Молчание затянулось. Каждый его миг заставлял сердце Сурайи пропускать удар, снова и снова. В какой-то момент ей даже показалось, что сердце совсем остановится.
Как вдруг мама протяжно и тяжело вздохнула.
– Пелесит, – пробормотала она, будто самой себе. – Конечно, ма, куда же без твоих штучек? Даже на смертном одре, будь ты проклята!
– Штучек? Проклята? – Сурайя сглотнула комок, который вдруг подступил к горлу.
Мама выпрямилась на стуле и повернулась к ней. Взгляд был твёрдым, и когда она заговорила, голос звучал серьёзно:
– Послушай, Сурайя. Твоя бабушка забивала голову опасными идеями и запретным знанием. Это… существо, которое тебя донимает… создано не для добра, понимаешь? Оно имеет злую и тёмную природу.
– Злую? – Сурайя нахмурилась. – Я не считаю Розика злым, мама. Он просто слишком сильно меня любит.